Мгновения Амелии - Эшли Шумахер

– Ваше Величество, – ее голос напоминал бурю, воющую сквозь леса – завораживающий и холодный стон, – мы вас ждали.

Эйнсли ослабила хватку на Эмелине и ступила вперед, выпятив грудь.

– Мы с сестрой польщены знакомством с вами.

Рыцарь выждала, прежде чем ответить:

– Леди, я разговариваю с вашей сестрой. Ваше присутствие не было предсказано».

Вот так книги снова возвращаются ко мне. Они проникают в мои кости, кровь, даже кончики волос через сознание. Но они изменились, как и я. Сцены, которые раньше я пропускала, теперь кажутся невероятно важными; а сцены, которые казались мне крайне необходимыми, теперь таковыми не выглядят.

Я другая, но, как и книги, буду представлена многим прочтениям, даже если они радикально изменятся в моем после.

Я тянусь к руке Нолана и шепчу:

– Спасибо.

Парень замолкает. Я замечаю, как на его лицо набегает тень неуверенности, но он кладет ладонь на мои волосы и нежно убирает их с лица. От этого жеста я готова расколоться на куски. Его рука дрожит, когда он заправляет прядь за ухо, а я прикладываю ладонь Нолана к своей щеке, успокаивая дрожь.

Происходящее здесь напоминает одновременное прослушивание достойных и плохих музыкальных партий, впитывание наисчастливейших код[4] с самыми отвратительными интервалами.

Нолан возвращается к чтению, и я полностью растворяюсь в его голосе.

До пробуждения и осознания, кем являюсь и какие обещания на мизинце давала, я фотограф. В руках ощущается тяжесть камеры, а объектив находит кадр без помощи видоискателя. Не важно, что я фотографирую. Важно, кто я.

А потом я возвращаюсь в реальность. Медленное сердцебиение пробуждает меня, отсчитывая минуты до момента, когда я полечу в Техас, в распростертые объятия Уильямсов и их планов.

Моя голова лежит на коленях Нолана, а его рука неудобно покоится поверх моих глаз. Между нами, подпирая мою шею, зажата первая часть «Орманских хроник», а взятое у Валери платье сбилось под коленями в просвечивающее синее облако. Парень тяжело вздыхает и хрустит шеей, так же не радуясь нашей позе для сна.

– Мы заснули? – задаю я глупый вопрос.

– Видимо, – так же глупо отвечает Нолан. Он провел всю ночь, привалившись к книжному шкафу.

– Умники вы оба, – раздается низкий голос. Испугавшись, я подскакиваю с пола и ударяю Нолана в нос. Комната неожиданно уменьшается до размеров взятой в аренду машины, сиденья которой забиты народом.

– Уолли, к ноге. Уолли, стой. Уолли! Хватит! – Нолан тщетно пытается отбиться от взбудораженной собаки, пока я безуспешно оттягиваю его за ошейник.

Мистер Ларсон, невозмутимый суматохой, которая отчасти создана им самим, обходит шерстяную гору, переплетенные части тела и ставит на низкий журнальный столик поднос с дымящимися кружками кофе.

– Вэл сказала принести их. Она хочет видеть вас в своем офисе, так что приведите себя в приличный вид. И одна кружка для Уолтера, так что не жадничайте, поняли?

Нолан смотрит на мистера Ларсона поверх сложенных ладоней, пытаясь остановить льющуюся из носа кровь. В панике я хватаю салфетку с подноса и пихаю ее в парня.

– У нас неприятности? – спрашиваю я.

– Уж надеюсь, – объявляет Алекс, со злорадной усмешкой появляясь из-за спины мистера Ларсона. Комната съеживается еще в два раза, а его улыбка наполняет все пространство. – Ну, учитывая, что вы провели ночь вместе, под маминой крышей и все такое.

– Доброе утро, Александр, – сухо бросает Нолан, – вижу, ты выспался.

Усмешка Алекса становится еще шире.

– В самом деле. Но не с таким удовольствием, как вы.

– Разве тебе не нужно присутствовать на ярмарке или где там ты еще должен быть? – интересуется Нолан, меняя окровавленную салфетку на платок, который Алекс достает из своей курьерской сумки. Можно ли умереть от потери крови с разбитым носом?

– Вы встретились всего лишь в первый раз. Господи, сколько крови! Амелия, если ты намеревалась его убить, то могла просто попросить меня о помощи. Мы бы насыпали гвоздей в его мюсли.

– Приму к сведению, – отвечаю. – Ты знаешь, где Валери?

Я уже удостоверилась, что этот книжный магазин заколдован, а все мои вопросы оказываются призывами. В дверном проеме появляется Валери и упирает руки в боки.

– Мистер Ларсон, Александр. Оставите нас на минутку?

Все разбегаются кто куда: мистер Ларсон быстро захватывает поднос; Алекс бессвязно болтает о подготовке к ярмарке и позднем возвращении, но параллельно успевает многозначительно поднять бровь на меня и Нолана; а вылакавший три кружки кофе Уолли вылетает из комнаты так, будто в него вселился злой кофеиновый дух.

– Это случайность, – обращаюсь я к суровой Валери. – Ну, что мы спали вместе. – Ощущаю, как лицо заливает краской, и моментально исправляюсь: – Что мы спали в одной комнате вместе, не вместе-вместе. Мы не… хм…

– Нолан Эндсли, – Валери явно щадит меня, – что ты задумал?

Парень неторопливо убирает с носа платок и говорит:

– Полагаю, вы прекрасно понимаете, что мы задумали, раз уж именно вы отправили ее ко мне в красивом платье, чтобы отвлечь от работы.

– Работы? – изумляюсь я, поворачиваясь к Валери. – Он спал, когда я пришла сюда.

– Предательница, – бормочет Нолан себе под нос.

– Я прекрасно понимаю, чем вы занимались, – перебивает Валери. – И провели слишком много времени наедине в этом магазине. Больше такого не повторится.

Глупая часть меня задумывается, есть ли у нее номера Марка и Триши и собирается ли она звонить им, чтобы меня наказали.

– Идите и проводите время наедине там, – указывает она длинным пальцем на окно. – Желательно не у маяка, хотя сегодня озеро гораздо спокойней. Идите, веселитесь. Может, попадете на гонки радиоуправляемых корабликов у пирса.

– Сегодня я покажу ей Орманию, – заявляет Нолан, заставая врасплох нас обеих.

Валери бросает на него такой взгляд, будто он признался, что имеет семь лишних пальцев за правым ухом.

Нить между нами начинает пульсировать, сиять.

Он только пожимает плечами на изумленный взгляд Валери и, не глядя на меня, продолжает:

– Она должна знать.

Восемь пальцев. Двадцать пальцев. И еще одна лишняя голова. Кажется, Валери одолевает потрясение и неуверенность.

– Уверен? – спрашивает она.

Нолан кивает и смотрит на меня, а на его губах играет полуулыбка.