Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!" - Артем Драбкин

- Сколько времени занимало подготовить хорошего наводчика орудия?

- Теоретически на подготовку наводчика требовалось три-четыре дня.

Наводчик следит за шкалой барабана, выставляет прицел с учетом упреждения. Вроде все просто, но... Наводчиком может быть не каждый. От него многое требуется - быстрота, аккуратность, даже скрупулезность в действиях, и, главное, хладнокровие. Быстро и точно навести орудие на движущуюся цель, когда вокруг с визгом рвутся снаряды и мины, стучат о щит орудия пули и танки нагло прут на огневую позицию, стреляя на ходу. Неаккуратность или медлительность наводчика дорого обходится расчету.

Хороший наводчик на тренировках попадал в ствол дерева первым же выстрелом, на расстоянии 700 метров.

- Какими качествами должен был обладать командир орудия в ПТА?

- Вся наша война - это прямая наводка. И роль командира орудия в ПТА более ответственна, чем в крупной артиллерии, где стрельба ведется с закрытых позиций или из укрытий и где командиры орудий противника не видят, получая все данные для стрельбы с НП комбата или от КВУ по связи. Другое дело у нас. Командир орудия должен сам определять данные для стрельбы, управлять огнем, корректируя стрельбу, и при этом поддерживать в своих людях спокойствие и уверенность, даже когда вражеские танки и автоматчики находятся в ста метрах от огневой позиции.

Поэтому командир орудия в ПТА должен быть смелым и думающим человеком, со стальными нервами.

- Как происходило перевооружение дивизиона осенью 1944 года?

- - Получили пушки ЗИС-3, "трехдюймовки". Эти орудия были вдвое тяжелее, чем "сорокапятки", и управляться с ними на прямой наводке стало гораздо труднее. Громоздкие орудия с большим прямоугольным щитом.

Видно за три километра невооруженным взглядом. Так или иначе, из-за этого мы особенно навлекали на себя огонь противника - пулеметный, минометный, артиллерийский. Нам не требовалось особой переподготовки, чтобы воевать на этих орудиях. Провели одну учебную стрельбу, и все.

А дальше, как всегда, выскакиваем на позиции, ставим пушку и начинаем стрелять. Сошники после третьего выстрела уходили в рыхлый грунт, но мы даже не подкапывали землю под них. Просто подкладываем бревна под сошники.

- Первый немецкий танк, подбитый из "трехдюймовки", помните хорошо?

- Да. В Польше. Пехотная рота, человек сорок, окопалась впереди нас метрах в 300-х. Из-за холма выскочил немецкий средний танк и начал давить пехоту. Мы попали в него первым снарядом. Танк задымился и ушел догорать за бугор.

- Как пехота относилась к артиллеристам ПТА?

- С уважением, для них мы были защитой и большим подспорьем, дополнительным шансом выжить в "мясорубке" войны.

На марше проезжаем мимо пехоты, так сразу начинается обмен традиционными приветствиями: "Не пыли, пехота!". В ответ раздавалось - "Эй, прощай Родина! Ствол длинный, жизнь короткая!" В бою на передовой пехота радовалась, когда нас ставили рядом, но при этом все пехотинцы предпочитали занять позиции подальше от наших орудий, прекрасно понимая, что первый огонь примут на себя и пойдут на тот свет - "сорокапятчики". Находиться рядом с нами было большим риском.

А бывало, что из-за близости к немцам нас своя артиллерия принимала за противника, и мы получали "подарки" от своих.

- Один из артиллеристов, служивший в ИПТАПе, вспоминал, что перед каждым боем на огневые приходили офицеры штаба полка и политработники, которые заменяли в бою выбывших из строя бойцов расчетов. В вашем дивизионе тоже существовала такая традиция?

- Мне трудно поверить, что такое где-то было. Никто и никогда к нам во время боя не приходил. Ни штабные офицеры, ни всякие там замполиты и парторги. Никто не хотел в бою находиться рядом с нами.

И если в каком-то ИПТАПе такое происходило, то скорее всего это был приказ командира полка. Я начальника штаба дивизиона по 4-5 месяцев не видел даже вблизи со своей огневой позицией. Что тогда говорить об остальных.

Замполит у нас был из бывших газетчиков районного звена. Был еще парторг, грузин. Они умели красиво говорить пламенные речи, но в боях не участвовали.

- Какой эпизод войны для вас самый тяжелый?

- В марте 1945 года, под Балатоном. Мы отходили, отбиваясь от немцев. Человек пятьдесят, пехота и артиллеристы. Немцы окружили наших раненых в какой-то ложбинке, метрах в ста от нас. Пробиться к ним на выручку мы не смогли. Раненые долго кричали нам: "Добейте, братцы!"... Этот крик преследует меня всю мою жизнь...

- Вы упомянули в рассказе случай потери Знамени дивизии. Что за история?

- История очень неприятная. 4 мая 1945 года два штабных "студебеккера" вышли из штаба дивизии в районе Фридека, повернули в направлении села Водяница и исчезли. Одна машина принадлежала шифровальному отделу дивизии, и там были секретные документы, карты и шифры. Во второй машине под охраной комендантского взвода находилось Знамя дивизии и Знамя нашего ОИПТД, которое еще в 1943 году было передано в штаб дивизии на хранение.

Дивизион дислоцировался близко к району, в котором исчезли машины.

К нам прибыл командир дивизии со свитой штабных начальников, группой из СМЕРШа и дивизионной разведротой.

Весь личный состав дивизиона собрали и пустили на прочесывание и поиски Знамени в пешем строю. Нашедшего знамена заранее пообещали представить к званию Героя. Командиры решили, что Знамя находится в селе Водяница.

Мы взяли штурмом это село. Батарея потеряла в этом бою бывалого солдата и многодетного отца, пожилого наводчика Катанина, был тяжело ранен казах Мухамбетов, бывший шахтер из Караганды. Три человека получили легкие ранения. Было несколько убитых и на других батареях.

В ходе боя мы не нашли ни машин, ни документов, ни людей.

В штабе артиллерии служил мой земляк Аркадий Захаревич.

От него я имел достоверную информацию, что происходит. Через пару дней я встретил Захаревича, и он рассказал, что нашли место, где машины попали к немцам, но там обнаружили только трупы бойцов. Машины со всей начинкой немцы угнали. Генерал, наш комдив, не терял надежды найти знамена.

Прочесывание местности продолжалось.

Седьмого мая наш дивизион вместе с дивизионными разведчиками отправили в рейд в тыл противника - к Праге. За день мы прошли на машинах по немецким тылам 150 километров. Утром восьмого мая дивизион попал в немецкую засаду.

Снова были потери. Мы похоронили убитых, перевязали раненых...

В тот же день мы соединились с солдатами 1-го УФ.

Девятого мая мы праздновали Победу.

Выпивший лишнего начальник штаба Макухин проговорился и рассказал комбатам Романову, Дмитриеву и мне, что проблема со Знаменем благополучно разрешилась. Мол, нашли наши сожженные машины, оформили акт, что все знамена и документы сгорели во время боя в машинах. Пепел собран в отдельную специальную урну с гербовой печатью. Все документы оформили должным образом, и урну отправили на самолете под охраной в Москву. Мол, наша дивизия спасена от расформирования, а многие офицеры от разжалования.