Чертова дюжина - Иван Сербин

Вот и сидел Марафонец на вокзале, закутавшись в старый драный плащ, не спасавший от ночной дождливой сырости. Дремал, привалившись к стеклянной витрине Киевского, подняв воротник и посапывая неровно. Плохое место он выбрал. Отвратительное. Того и гляди, менты погонят. Однако до теплого Курского не добрался, до более спокойного Рижского тоже. Так и остался сидеть здесь, хлебнув с каким-то оголтелым люмпен-пролетарием водочки, что хоть немного способствовало согреванию.

Спал он чутко. Скорее даже не спал, а дремал, постоянно прислушиваясь к происходившему вокруг, готовый в любой момент сорваться, дать деру, нырнуть в переход, проскочить через турникеты.

«Впрочем, — проплыла через дремоту мысль, — в метро сейчас нельзя. Тупик. Поезда не ходят. Поймают».

Значит, надо дуть в другую сторону. Вдоль кольца.

Сон покатился по наклонной, и Марафонец начал опускаться вместе с ним в темную глубину без сновидений, без ярких успокаивающих картинок. Или, наоборот, раздражающих. Как раньше, месяца два с половиной назад. Тогда сновидения были. Теперь — нет. Теперь он слишком уставал.

В какой-то момент сон затянул его окончательно, и Марафонец стал клониться набок, рискуя свалиться на мокрый после дождя асфальт. В этот момент кто-то не сильно, но достаточно чувствительно пихнул его. Менты, понятное дело, кто ж еще? Марафонец не открыл глаз, хотя дрема отлетела моментально. Напротив, свесил еще ниже голову и пустил от губы к подбородку каплю слюны. Глядишь, противно станет. Дадут еще разок пинка да отвалят. Небритый, заросший, он производил впечатление стопроцентного бомжа.

— Эй, — послышался рядом голос, — просыпайся!

И Марафонец сразу же понял, что ошибся. Не милиция. Те разговаривают не так. Те уверены в себе, в собственной силе и непогрешимости. И в то же время они брезгуют. Им противен бомж. Чистый, грязный — не важно. Важно, что бомж. У этого же голос был спокойным, ровным. Таким тоном будят приятеля. Не друга, а именно приятеля, знакомца.

Марафонец всхрапнул для вида, вздохнул глубоко, зачмокал губами и еще подбавил слюны. Пусть видят.

Стоящий рядом присел, заглянул ему в лицо, а кто-то второй, сверху, спросил с любопытством:

— Он?

— Он самый. — Сидящий рядом тихо засмеялся и еще раз толкнул Марафонца в плечо, без всякой брезгливости, кончиками пальцев. — Марафонец, просыпайся. Петушок пропел давно.

— Слушай, Пастух, а он не замерз? — осведомился второй. — А то, может, сомлел уже?

— Живехонек, слюни пускает, словно младенец, — сидящий на корточках снова засмеялся.

И тогда Марафонец открыл глаза. Пастух оказался мосластым нескладным мужчиной с короткой стрижкой, в аккуратном плащике и таком же аккуратном костюмчике. Правда, не из дорогих. Второй напоминал Кинг-Конга. Сломанный нос, сплющенное ухо и подковообразная, мощная челюсть вкупе с нависшими над глазами тяжелыми надбровными дугами делали человека даже не страшным, а уродливым. Но в этой жутковатой уродливости читалась такая сила, что наверняка у Кинг-Конга нашлось бы не много обидчиков.

— Ну вот мы и проснулись, — возвестил нескладный. — Вставай, вставай, друг. Пора за ратные подвиги приниматься. — И снова засмеялся, продемонстрировав желтоватые прокуренные зубы. — Елы-палы, как же ты докатился до жизни такой, капитан?

— Что надо? — хрипло спросил Марафонец, поднимаясь.

Он уже прикинул, что делать дальше. Как, в случае чего, увернуться и побежать.

— Ты же искал работу? Ну вот и считай, что уже нашел. Пошли, — кивнул мосластый. — С тобой один человек поговорить хочет.

— Никуда я с вами не пойду, мужики. — Марафонец сделал полшага назад, упершись спиной в стену.

— Пойдешь, куда ты денешься. — Кинг-Конг усмехнулся и выразительно сунул руку в карман плаща.

Пола шевельнулась, и Марафонец понял, что в кармане у того пистолет.

— Да не тушуйся, капитан. — Мосластый улыбнулся. — Все будет абгемахт. Мы не враги. Поехали. Дело есть.

— Что за дело? — все так же настороженно спросил Марафонец. — Ты мне сначала скажи, а потом я решу: ехать или нет.

— Нет уж, капитан. И я тебе ничего не скажу, и ты ничего решать не будешь. Просто сядешь в машину и поедешь. Пошли. Айсберг, покажи капитану дорогу.

Кинг-Конг шагнул ближе и, ухватив Марафонца под локоть, ткнул ему под ребра пушку.

— Топай-топай. Шевели копытами. — Лексический запас громилы оставлял желать лучшего. — Давай.

— И обойдемся без шума, капитан. — Мосластый оглянулся на припаркованный у вокзала грузовичок «ГАЗ» с надписью «МЕБЕЛЬ» на кузове. — Идти все равно придется. Со скандалом или без. Но если ты будешь категорически против, нам придется обойтись с тобой жестко.

Марафонцу оставалось только подчиниться. Они подошли к грузовичку. Первым забрался в кузов Пастух. Марафонец оглянулся было, но громила ткнул ему стволом в спину.

— Забирайся. Или, может, тебе помочь?

— Спасибо, сам.

Марафонец ухватился за борта, подтянулся рывком, и в тот же момент чьи-то руки втянули его в кузов. Он услышал шипение, характерное для баллончиков пульверизаторов, и потерял сознание.

* * *

— Ну и что дальше? — спросила Вероника.

— А дальше как в кино. Работу ищешь? Получишь. Оплата в баксах. Хоть завались. По «лимону» на нос. Можно отказаться, но только сразу. Позже — нет. В отряде несколько человек добровольцев. Кто — неизвестно, но убьют любого, если попытаться бежать. Одного я потом вычислил. Генерал. Скотина редкая. Дальше повязали всех кровью — и готово. Куда бежать? Да и деньги все-таки немалые.

— И вы согласились, — утвердительно сказала Вероника.

— Я не знал, чем все закончится.

— А вы думали, что миллион долларов за красивые глаза платят?

— Нет, конечно. Честно говоря, тогда я вообще ни о чем не думал. Кушать очень хотел.

— В общих чертах ясно. — Вероника посмотрела на часы. — Остальное вы мне расскажете чуть позже. Сейчас нужно смонтировать материал. Составьте пока список террористов, набросайте описания. Договорились?

— Хорошо, — кивнул Марафонец. — Как скажете.

— Присаживайтесь вот за этот столик. Бумага и ручка в ящике. Набросайте вкратце свой рассказ. А я вернусь минут через двадцать пять — тридцать.

Марафонец присел за указанный Вероникой стол, огляделся, не без удивления обнаружив, что никто не обращает на него внимания.

В дальнем конце зала вновь появился «дряблая шея» и завопил, перекрывая общий гомон:

— Полетаева, ты еще здесь?! У тебя осталось полторы минуты! Через полторы минуты репортаж должен лежать у меня на столе!

— Все, Геннадий Матвеевич, уже бегу. — Вероника улыбнулась, перевела взгляд на Марафонца и кивнула по-дружески, словно говоря: «Держись, парень. Вместе мы как-нибудь выкрутимся».