Этим летом я стала красивой - Дженни Хан

Мне больше всего нравится «мотаун»[21] и пляжная музыка. Я слушаю их на стареньком Сюзаннином плеере, пока загораю. В ту ночь я поставила свой диск, а Сюзанна схватила Джереми и начала танцевать. Он играл в покер с Конрадом, Стивеном и мамой, которая, кстати, всегда играла лучше всех.

Сначала Джереми сопротивлялся, а потом тоже начал двигаться в такт музыке. Они танцевали шэг, популярный в шестидесятых. Я смотрела, как Сюзанна смеется и запрокидывает голову, а Джереми кружится вместе с ней, и у меня прямо подошвы чесались, так хотелось потанцевать. В конце концов, я же занималась классическим и современным танцами. Мне было что показать.

– Стиви, потанцуй со мной, – попросила я, ткнув его большим пальцем ноги. Я лежала на полу на животе и наблюдала за ними.

– Ага, хорошо, – сказал он. Разумеется, танцевать он не умел.

– Конни, потанцуй с Белли, – поспешила с просьбой Сюзанна, кружась по комнате.

Я не осмеливалась смотреть Конраду в глаза. Я боялась, что у меня на лице будет слишком явно написано то, как я сильно люблю его и как мне нужно его согласие.

Конрад вздохнул. Но он все-таки был джентльменом. Он взял меня за руку и притянул к себе. Я немного качнулась. Он не отпускал меня.

– Вот так переступаем, – показал он, шагая из стороны в сторону. – Раз, два, три, раз, два, три, выносим ногу.

У меня получилось не сразу. На практике все оказалось намного сложнее, и я нервничала.

– Попытайся попадать в ритм. – Голоса Стивена донесся откуда-то сбоку.

– Белли, не будь такой напряженной, это же спокойный танец, – сказала мама с дивана.

Я старалась не обращать на них внимания и смотреть только на Конрада.

– Где ты этому научился? – поинтересовалась я.

– Нас мама научила, – ответил Конрад. Потом он притянул меня ближе и положил мои руки себе на плечи; мы стояли, тесно прижавшись друг к другу.

– Этот элемент называется «объятие», – пояснил он.

«Объятие» мне понравилось больше всего. Я никогда не была к нему так близко.

– Давай еще, – попросила я, делая вид, что хочу как следует заучить это движение.

Он показал еще раз.

– Видишь, у тебя уже получается.

Он закружил меня, и я почувствовала, что голова моя тоже идет кругом от абсолютного счастья.

Весь следующий день мы с Кэмом провели у океана. Мы устроили пикник. Кэм приготовил сэндвичи из цельнозернового хлеба с авокадо, брюссельской капустой и домашним майонезом Сюзанны. Они оказались очень вкусными. Мы несколько часов провели в воде, качались на волнах и смеялись от души. В конце концов одна из волн накрыла нас. Глаза щипало от соленой воды, а кожа горела, словно от маминого абрикосового скраба. Но это было восхитительное чувство.

Потом мы закутались в полотенца. Мне нравилось сначала купаться, пока не замерзну, а потом бежать к полотенцу и ждать, пока солнце обсушит кожу и обсыпется песок. Я могу повторять это весь день – от океана к песку и обратно.

Я взяла с собой клубничные рулеты, и мы уплели их за обе щеки.

– Обожаю эти рулеты, – сказала я, протягивая руку за последним. Кэм успел быстрее меня схватить его.

– Мне тоже они очень понравились. Да, и ты съела уже три, а я только два, – сказал он, снимая обертку. Он засмеялся и помахал рулетом у меня перед носом.

– У тебя три секунды на то, чтобы вернуть его, – предупредила я. – И не важно, что ты съел два, а я двадцать. Это мой дом.

Кэм засмеялся и сунул рулет целиком себе в рот. Громко чавкая, он сказал:

– Это не твой дом. Это дом Сюзанны.

– Много ли ты знаешь. Это наш общий дом, – сказала я и легла на полотенце. Мне вдруг очень захотелось пить. Скорее всего, из-за рулетов, потому что я съела целых три. Я покосилась на него.

– Не мог бы ты зайти к нам и принести «Кулэйд»? Пожалуйста.

– Не знаю никого, кто бы потреблял больше сахара, чем ты, – покачал головой Кэм. – Сахар – зло.

– И это говорит тот, кто только что съел последний рулет, – поддразнила его я.

– Мы поступим по-другому, – сказал он, встал и отряхнул песок с шорт. – Я принесу тебе попить. Но это будет не «Кулэйд», а простая вода.

Я поцокала языком.

– Хорошо, только поспеши.

Он совсем не спешил. Его не было уже сорок пять минут, и я пошла обратно к дому с нашими полотенцами, кремом от загара и всем накопившимся мусором. С меня лился пот, я тяжело дышала и была похожа на верблюда в пустыне. Оказалось, Кэм сидел с парнями в гостиной и играл в видеоигру. Все они были в плавках – это было нашей летней униформой.

– Спасибо, что так и не принес мне «Кулэйд», – сказала я, снимая с плеча пляжную сумку и бросая на пол. Кэм прервался и виновато посмотрел на меня.

– Упс, виноват. Парни попросили меня поиграть с ними, и… – Он умолк.

– Не извиняйся, – сказал Конрад.

– Да что ты, раб ее, что ли? Ты нужен ей для того, чтобы подносить «Кулэйд», – сказал Джереми, нажимая на кнопки пульта. Он повернулся ко мне и состроил мне рожицу, показывая, что это была всего лишь шутка, но я не стала гримасничать в ответ, давая знать, что поняла ее.

Конрад ничего не сказал, и я на него даже не посмотрела. Тем не менее я чувствовала, что он смотрит на меня. Мне хотелось, чтобы он прекратил пялиться.

И почему же когда у меня появился друг, я снова почувствовала себя одинокой и не принятой в их теплый круг? Это нечестно. Нечестно, что Кэм так легко стал частью этой несправедливости. А я-то думала, что день удался.

– Где мама и Сюзанна? – спросила я злобно.

– Куда-то уехали, – рассеянно ответил Джереми. – Может, в магазин.

Мама терпеть не может ходить по магазинам, скорее всего, это Сюзанна ее уговорила.

Я пошла на кухню за «Кулэйдом». Конрад встал и последовал за мной. Я не оборачивалась, мне не хотелось его видеть.

На кухне я занялась тем, зачем, собственно, пришла: взяла высокий стакан и налила себе вишневый «Кулэйд». При этом делала вид, что не замечаю, что он стоит за моей спиной.

– Так и будешь меня игнорировать? – наконец спросил он.

– Нет, – ответила я. – Чего ты хочешь?

Он вздохнул и подошел поближе.

– Почему ты всегда себя так ведешь? – Он склонился ко мне еще ближе, слишком близко. – Можно и мне немного?

Я поставила стакан и уже хотела уйти, когда он схватил меня за руку и притянул к себе. От неожиданности я, кажется, ахнула.