Запри все двери - Райли Сейгер

– Это было тяжело, – говорю я. – И страшно. Я плохо спала, но все в норме. С моими родителями все было совсем иначе. Кстати, как ты узнала про пожар?

– Из газеты, – говорит Хлоя. – На первой полосе твоя фотка.

У меня вырывается стон.

– Насколько паршиво я выгляжу?

– Как трубочист из «Мэри Поппинс». – Я слышу стук клавиш и клик мыши. – Проверь почту.

Мой телефон вибрирует. Я открываю письмо и вижу обложку одного из городских таблоидов. Две трети страницы занимает фотография, сделанная в тот самый момент, когда мы с Гретой и Руфусом вышли из дверей Бартоломью. То еще зрелище. Я по-прежнему в мятых джинсах и блузке, которые не снимала весь день, а Грета одета в ночную рубашку. На лицах у нас осталась копоть. Грета успела опустить свою бандану, обнажив участок белой кожи от носа до подбородка. А на Руфусе красуется ошейник, надо полагать, с настоящими бриллиантами. Мы словно статисты из трех разных фильмов.

– Кто эта женщина с банданой? – спрашивает Хлоя.

– Грета Манвилл.

– Та самая, которая написала «Сердце мечтательницы»? Это же твоя любимая книга.

– Ага.

– Это ее собака?

– Нет, это Руфус, – говорю я. – Собака Марианны Дункан.

– Из той мыльной оперы?

– Она самая.

– Ты попала в альтернативную вселенную, – сообщает мне Хлоя.

Я снова смотрю на экран телефона и закатываю глаза, прочитав нелепый заголовок:

– У них что, не нашлось новостей поважнее?

– Куда уж важнее, – говорит Хлоя. – Не забывай, для большинства ньюйоркцев Бартоломью – что-то вроде обители небожителей.

Я иду из кухни в гостиную, где меня встречают лица на обоях. Сплошные ряды темных глаз и распахнутых ртов. Я тут же отворачиваюсь.

– Поверь мне, это вовсе не рай на земле.

– Значит, ты прочла ту статью, – говорит Хлоя. – Жутковато, правда?

– Дело не только в статье.

В голосе Хлои звучит беспокойство.

– Что-то случилось?

– Да, – отвечаю я. – Кажется.

Я рассказываю ей про Ингрид, про наше обещание встречаться каждый день, про крик в ее квартире и неубедительные попытки меня успокоить. В завершение я объясняю, что Ингрид внезапно исчезла, перестав отвечать на звонки, и теперь я подозреваю, что она от кого-то сбежала.

Самые тревожные детали, а именно записку и пистолет, я решаю опустить. Узнав об этом, Хлоя немедленно помчится в Бартоломью и силой вытащит меня из квартиры. Но я не могу позволить себе уйти. Даже после выплаты пособия по безработице у меня на счету оказалось немногим больше пятисот долларов. Слишком мало, чтобы дать мне возможность встать на ноги.

– Хватит ее искать, – говорит Хлоя, как я и предполагала. – Это не твое дело, и у нее наверняка были причины уйти.

– Мне кажется, она попала в неприятности.

– Джулс, послушай. Если бы Ингрид нуждалась в твоей помощи, она бы позвонила. Раз не звонит – значит, хочет, чтобы ее оставили в покое.

– Ее больше никто не ищет, – говорю я. – Если бы я пропала, ты бы тут же бросилась меня искать. Но у Ингрид нет своей Хлои. У нее никого нет.

Хлоя молчит. Тщательно подбирает слова, чтобы не расстроить меня. Я знаю, что услышу, еще до того, как она открывает рот.

– Мне кажется, дело не в Ингрид, а в твоей сестре.

– Конечно, дело в моей сестре, – говорю я. – Я перестала ее искать. А теперь думаю, что, не сдайся я так легко, она могла бы быть здесь.

– Даже если ты найдешь Ингрид, Джейн не вернется.

Нет, – думаю я, – не вернется. Но вернется другая потерянная девушка. В мире будет одним пропавшим человеком меньше.

– Думаю, тебе стоит отдохнуть от Бартоломью, – говорить Хлоя. – Хотя бы пару дней. Поживи немного у меня.

– Я не могу.

– Не стесняйся. Мы с Полом все равно едем в Вермонт на выходные. Он забронировал поездку на той неделе, когда думал, что…

Хлоя осекается на полуслове. Я знаю, что она хотела сказать. Пол забронировал поездку, когда думал, что я все еще буду ночевать у них на диване. Я не в обиде. Конечно, они хотят отдохнуть наедине.

– Дело не в этом, – говорю я. – Мне запрещено ночевать за пределами квартиры.

Хлоя вздыхает – звук треском отдается в трубке.

– Дурацкие правила.

– Не надо нотаций, пожалуйста, – говорю я. – Ты же знаешь, мне нужны деньги.

– А ты знаешь, что я скорее дам тебе денег в долг, чем буду смотреть, как ты сидишь взаперти.

– Это работа, а не тюрьма, – напоминаю я. – Не надо обо мне беспокоиться. Поезжай в Вермонт. Отдохни. Поглазей на лосей, или чем там занимаются туристы.

– Позвони, если тебе что-то понадобится, – говорит Хлоя. – У меня будет с собой телефон, хотя наш отель в какой-то жуткой глуши. На горе посреди леса. Пол говорит, там может не быть связи.

– Со мной все будет хорошо.

– Уверена? – спрашивает Хлоя.

– Абсолютно.

Положив трубку, я еще некоторое время сижу в гостиной и смотрю на обои. А обои смотрят на меня в ответ своими немигающими глазами, распахнув рты, словно пытаясь мне что-то сказать.

Может быть, им запрещено говорить, как мне запрещено приводить гостей или ночевать за пределами квартиры.

Может, они боятся говорить.

А может – и вот наиболее правдоподобный вариант – это всего лишь цветы на обоях, а Бартоломью и пропажа Ингрид начинают понемногу сводить меня с ума.

В двенадцать тридцать в мою дверь кто-то стучит.

Грета Манвилл.

Сюрприз, и, надо сказать, весьма приятный. Я устала искать несуществующие вакансии и каждые пять минут проверять телефон в надежде увидеть ответ от Ингрид. Еще большим сюрпризом становится то, что Грета явно собралась на прогулку. Она одета в черные брюки-капри и свободную рубашку. Свитер старомодно повязан вокруг шеи. На плече висит потертая эко-сумка.

– В знак благодарности за помощь разрешаю тебе проводить меня на ланч.

Она говорит со снисходительной надменностью, словно делает мне большое одолжение. Но я чувствую, что за этими словами скрывается одиночество. Мне удалось вытащить ее из кокона пыльных книг и «внезапных снов». Где-то в глубине души Грете, похоже, нравится проводить со мной время.

Я беру ее под руку.

– Почту за честь.

Мы идем в бистро в одном квартале от Бартоломью. Вход укрывает красный навес, а в окнах мигают огоньки. Бистро набито битком, и я начинаю беспокоиться, что мы не найдем свободного места. Но, едва завидев Грету, хостесс ведет нас к нише в углу, каким-то образом оставшейся незанятой.