Ласточкино гнездо - Валерия Вербинина

Володя переходил от картины к картине, рассматривая подписи художников и даты создания полотен. Ни одно из имен ему ничего не говорило.

Водянистые глаза дамы в бальном платье со шлейфом неодобрительно следили за ним с холста.

«Ей-ей, если я сама его не поцелую, он не догадается этого сделать, – мелькнуло в голове у Вали. – Вроде и умный человек, а такой растяпа…»

В дверь кто-то сунулся, споткнулся о кабель и выругался разнообразными, по преимуществу непечатными словами.

Валя обернулась и узнала репортера из «Красного Крыма», который часто сопровождал группу на съемки, болтал о всякой чепухе и вообще казался ей довольно занудным типом, который, впрочем, крепко себе на уме.

– Извините, – хрипло сказал Опалин.

Но Валю ругань только развеселила, а Голлербах сделал вид, что вообще ее не заметил.

– Ваня, что ты скажешь об этих картинах? – спросил актер у вновь прибывшего.

Опалин поглядел на картины, сдвинул кепку с затылка на лоб и пробурчал:

– Ну… Деревья, люди, море… А в чем дело-то?

– Да так, – вздохнул Володя.

И вслед за тем, не удержавшись, рассказал Ивану, что зарезанный помощник оператора интересовался картинами, которые висят в зале.

– Они дорогие? – По привычке, приобретенной за время работы в угрозыске, Опалин решил начать с самого главного мотива.

– Нет, – ответил Володя, но так как по характеру он был пунктуальный немец, то все же прибавил: – Не думаю. Вторая половина прошлого века, художники не на слуху… Думаю, в любой комиссионке можно найти сотни картин не хуже этих.

Опалин вздохнул.

Вообще-то он собирался пройти в кухню и выпить воды, но слова Володи заинтересовали его.

Что такого особенного мог увидеть Саша на этих полотнах?

– Богато жили, – пробормотал Опалин себе под нос, рассматривая украшения на нарисованной даме, сложенный веер в руке, украшенной кольцами, и переводя взгляд на лицо. – А муж-то ей изменял.

– С чего ты решил? – удивился Володя.

– На выражение лица посмотри. Счастливая баба так глядеть не будет. – Говоря, он случайно посмотрел на лицо Вали и осекся, сообразив, что та тоже не казалась чрезмерно счастливой.

– Ты, Ваня, фантазер, – развеселился актер.

– Но-но, не ругайся, – заворчал Опалин.

– Я не ругаюсь. Фантазер – это, понимаешь, тот, кто много фантазирует… придумывает, короче.

– Я не фантазирую, – обиделся Иван. – Я все доказать могу, если хочешь. Вон на ней кольцо обручальное и разные другие цацки… украшения то есть. А платье? Это ж не «Москвошвея» какая-нибудь. – Володя поспешно согнал с лица улыбку, боясь обидеть собеседника, но Опалин был так увлечен, что ничего не заметил. – Явно богатая замужняя баба, живи себе да радуйся, а смотрит так, словно целыми днями в уксусе сидит. Когда так смотрят – да когда дома непорядок. А какой для женщины самый главный непорядок? Когда ее мужика другая к рукам прибрала.

– Кстати, я слышала, что баронессе Розен муж и в самом деле изменял почем зря, – вмешалась Валя. – Интересно, это ее портрет?

– Ну… может быть, – сказал Володя неуверенно. – Исходя из даты на портрете… из возраста дамы… – И он повторил: – Да, вполне может быть.

– А это тогда получается, барон? – Опалин кивнул на портрет молодого усатого щеголя с собакой. Однако тут рассудительный немец решил ему не уступать.

– Вообще говоря, если бы у нас были фотографии членов семьи, тогда мы могли бы точно что-то утверждать, – заметил Володя. – Даже если картины и правда из того, прежнего, дома, это не значит, что на них изображены обязательно хозяин и хозяйка. Лично мне интересно, почему эти картины так заинтересовали Сашу, что он то и дело сюда приходил.

Опалин вздохнул и почесал щеку.

– Не, ну если бы на картине была гражданка помоложе и покрасивее, а не эта белесая моль, я бы понял, чего он тут шлялся, – заметил лжерепортер. – А так… Ну корабль, ну чаща какая-то. Гражданин с собакой…

И тут Валя удивила всех.

– Слушайте, а может, Саша на «Алмазную гору» смотрел? – бухнула она.

– Какую гору? – озадаченно переспросил Володя.

– Да ту, что на шее у бабы висит. Это их украшение было, фамильное, что ли. Брильянты там всякие, сапфиры и прочая дребедень, в виде горы с водопадом. Фердинандовна один раз ее надела, чтобы Татьяну Андревну уесть, так та потом долго опомниться не могла.

– Постой, – начал Володя, оправившись от изумления, – так это не шутка была? Что в доме нашли тайник Розенов, и украшения из него…

– Теперь у Гриневской, – закончила за него Валя. – И самое главное, «Алмазная гора», тоже теперь у нее.

– Я думал, это сплетни… – вырвалось у актера.

– Не-не, какие сплетни! Все себе захапала. Смешно, да? Розены золотишко на черный день припрятали, а досталось все Фердинандовне, у которой и так денег куры не клюют. Ты внимание обратил, в каких украшениях она снимается? Я думаю, это те самые, из тайника.

– Мне кажется, – промолвил Володя после паузы, – мы не должны делать выводы на основе… когда у нас нет ничего, кроме домыслов.

– Домыслов? Да Винтерша, как чайник, клокотала, когда увидела эту «Алмазную гору» живьем, и все никак успокоиться не могла. – Она могла удержаться, но все же прибавила: – Ты, Володя, стараешься о людях думать хорошо, а так нельзя. Большинство людей вовсе не подарок. Ближе к жизни надо быть, понимаешь? Вот у Вани, по-моему, с этим все в порядке…

Володя слушал костюмершу и удивлялся сам себе. Вот что бывает, когда позволяешь себе чуть-чуть сократить дистанцию с человеком, который тебе антипатичен. И часа не прошло, как Валя уже поучает его, что он должен делать и как именно смотреть на людей.

«И какого черта я должен все это терпеть?» – в раздражении помыслил он, отводя взгляд.

Что касается Опалина, то он уловил только одно: Валя Дружиловская вольно или невольно просчитала его, а значит, ему следовало вести себя осмотрительнее.

Положение, однако, спас помощник режиссера, который появился на пороге и объявил, что Голлербаха и костюмершу срочно просят на съемочную площадку.

Прикованный к постели Борис Винтер испытывал все мучения, которые выпадают на долю людей, разлученных с делом, которое является смыслом их жизни.

Его выводило из себя, что он, здоровый крепкий мужчина в расцвете сил, должен лежать покорным бревном, соблюдать режим и слушаться докторов в то время, когда кипит работа и снимаются очередные сцены его фильма.