Расколотый мир - Феликс Гилман

— Еще издали завидев этих кошмарных птиц, я понял, что мне предстоит столкнуться с чем-то ужасным. Я не ошибся. Но я не доктор, и спасти беднягу мне бы не удалось. — Он заметил, что стражей заинтересовало пятно крови на его рубашке — рану он получил в Клоане, — и предусмотрительно опустил руку, указывая на него: — Я пустил ему кровь, но боюсь, что это только ускорило его кончину. Лучше обойтись без доктора, чем связываться с таким невеждой в этом деле, как я. Мое уважение к вашей профессии не знает границ, господа. Но все же, если вы не против, я хотел бы попросить вас опустить ружья.

Они были не против.

— Вот!

Кридмур медленно вытащил из пальто бумаги покойного и размахивал ими, пока один из мужчин в белом не вырвал их у него из рук.

— Он схватил меня за руку и сказал: «Сбереги их. Пообещай, что сбережешь». Я выполнил обещание. Совесть не позволила мне оставить этих бедняг умирать среди пустоши. Это было бы бесчеловечно. Мне ничего не оставалось, кроме как подхватить веревку и привести их сюда.

Стражи настороженно зашептались.

— Где умер Элгин? — наконец спросили они.

Он сказал им.

— Что занесло вас в такую глушь?

— Разве по мне не видно, господа? Я странствующий поэт. Песни, шутки, веселье и все такое. Можете называть меня клоуном. Если б я не боялся, что вы меня пристрелите, мог бы и пожонгли-ровать для вас. А поскольку язык у меня подвешен как надо, я немного подрабатываю юристом и адвокатом — могу составить контракт или защитить в суде, если вам понадобятся мои услуги. Вы наверняка слышали о докторе Слупе. Я путешествовал с его передвижной лавкой, пока доктор не повздорил с профессором Гарри Рэнсомом, изобретателем электрического аппарата, из-за милой танцовщицы, и мне пришлось продолжать путь по незнакомым землям в одиночку. И скажу вам честно, господа, я заблудился, как последний...

— Что тебе нужно?

— Перейду к делу, если позволите. Я надеюсь получить вознаграждение за свои старания. Если б не я, ваши будущие пациенты околели бы в этой пустыне! Я не молод, но мне пришлось много дней провести на ногах. Не могли бы вы хотя бы предоставить мне ночлег в благодарность за то, что я сделал для вас?

Лив стояла рядом с Магфридом. Незнакомец казался ей чрезвычайно странным. Он был немолод, но по-своему дьявольски красив. От его вида ей становилось не по себе. Кожа его обгорела на солнце и обветрилась, одежда превратилась в грязные лохмотья. В Кенигсвальде его приняли бы за нищего и поместили в ночлежку. Но здесь все по-другому, да и откуда ей знать, кто он такой? Держится уверенно, как аристократ, весело щурится. Лив заметила, что ее проводник не нервничает и вообще не проявляет интереса к происходящему. Молча стоит рядом с ослами, дымит едкой сигаретой и лениво пересчитывает деньги, которые она ему заплатила. А вот стражи у ворот начеку — к ней они тоже отнеслись с подозрением. Здесь, в Доме Скорби, все соблюдают осторожность.

Кокль ухмыльнулся ей; Лив вежливо, но сдержанно кивнула.

Она понаблюдала за тем, как стражи пререкаются из-за денег для Кокля. Затем вежливо кашлянула и спросила, нельзя ли ей войти — ее документы они уже видели... Кокль взмахнул руками и сказал, что не имеет ни малейшего желания задерживать даму; он уверил всех присутствующих в своих благородных намерениях и, еще раз выразив желание получить вознаграждение, сказал, что ничуть не желает оскорбить стражей, просто хотел бы обсудить сей вопрос с их начальством...

Лив вздохнула и отошла Ее платье тут же извозилось в пыли и порвалось об острый камень. Лив чуть не выругалась. Она берегла это белое платье, ей хотелось прибыть в госпиталь в подобающем виде, а теперь оно порвалось! Столько недель в пути, а тут еще и это...

Кокль не умолкал. Стражи уже смеялись над его шутками. Голос его звенел и отдавался эхом. Некоторые сумасшедшие, с которыми Лив доводилось общаться, могли так же весело и долго болтать без умолку, не говоря при этом ничего осмысленного.

Она переключила внимание на несчастных, которых привел с собой Кокль. На своих будущих пациентов — подопытных, которых ей предстоит изучать. Те казались изголодавшимися, кожа их шелушилась на солнце, но один из них одарил ее кривой улыбкой.

— Меня зовут Вильям, мэм! — сказал он.

Она протянула ему руку, но он тупо уставился на нее, а потом повторил ее жест безвольно висящей рукой, похожей на мертвую рыбу. Она представилась, и он с присвистом усмехнулся.

— Вильям, ты знаешь, где сейчас находишься?

— Возле Кукольного Домика, мэм.

— Что с тобой случилось, Вильям?

— Мэм?

— Как ты попал сюда?

— Человек привел.

— Почему ты здесь, Вильям?

— Говорят, что я нездоров.

— Почему ты решил, что ты нездоров, Вильям?

Лив настолько увлеклась разговором, что не услышала приближающегося птицелета. Даже Вильям заметил его раньше; она проследила за его нервными, опухшими глазами, и лишь тогда увидела нависшую в небе машину из железа и латуни. Существование машины противоречило здравому смыслу, гравитация была не властна над ней. Внутри аппарата, словно огромный плод в стеклянной матке, свернулся человек в черном. Огромные жуткие лопасти поднимали в воздух облака пыли, от которой у Лив начали слезиться глаза. Охрана подняла крик.

Кридмур умолк, анализируя ситуацию.

Аппарат завис над краем долины, стрекот лопастей и грохот моторов отражался от скал на другой ее стороне. Черный угольный дым, испускаемый двигателями, взвивался в небо над каньоном.

Пилот наклонился вперед, высунулся из стеклянно-латунного пузыря и осмотрел землю в подзорную трубу.

Кридмур пригнул голову и притворился напуганным. Что говорить, ему и правда стало немного не по себе.

Он инстинктивно потянулся к поясу, но оружия там конечно же не было — Кридмур передал его Вильяму, тот хранил его на поясе под лохмотьями; какой охранник стал бы тратить время на обыск Вильяма? В этом и заключалась задумка Кридмура, а теперь лопасти этого чертова птицелета не оставили от нее и следа, как от унесенной ветром листвы. Что же ему делать дальше?

Он даже не сомневался: забери он свое оружие — смог бы выстрелом сбить птицелет; но тогда охрана госпиталя поняла бы, кто он, и, если верить инструкциям, его бы уничтожил Дух госпиталя, не терпящий насилия.

Птицелет завис в воздухе с той же нерешительностью, какая мучила Кридмура.

Кридмур рискнул краем глаза взглянуть на пилота. Что он намерен делать? Знает ли, кто такой Кридмур? Преследовал ли его от самого Клоана — или встретил здесь случайно? Гадать смысла нет. Кридмур всегда плохо понимал, о чем думают линейные, если те вообще способны думать.

Он обернулся к охране и крикнул:

— Занятой у вас сегодня денек!

Те нервно улыбнулись.