Контрразведчик Ивана Грозного - Эдгар Крейс

Алексей Никифорович лишь понимающе похлопал друга по плечу, и вместе с «крестником» молча разошлись по спальням. Что-то недосказанное осталось витать в воздухе, но никто не захотел больше бередить душу воспоминаниями о прошедшем будущем.

Покров пришел совсем быстро. Дни летели в делах и заботах, а их у Николая теперь было невпроворот. Даже заняться своим новым домом в Москве совершенно не было времени. Теперь он стал у Ивана Грозного чем-то вроде князя по особым поручениям, с уклоном по оборонным делам. В меру своих способностей он стремился укрепить вооруженные силы своей новой Родины и подготовить страну к предстоящей схватке с объединенными силами Европы. Друзья договорились, что они смогут покинуть Московию и уйти в свое время только тогда, когда Русь отобьется от нашествия Стефана Батория. Распределили обязанности. Алексей Никифорович занялся подготовкой обороны Москвы, Андрей Яковлевич внешней разведкой и созданием агентуры в стане Стефана Батория, а Николай – снабжением Пскова вооружением, включая доставленные им из Англии пушки и мушкеты, а также подготовкой отряда спецназа для осуществления эффективных вылазок во время обороны крепости. Здесь уже Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич обещали свою помощь и консультации, как бывшие спецназовцы.

Времени в распоряжении Николая еще было достаточно, и его нужно было использовать на всю катушку. Он интенсивно курсировал между Москвой, Псковом и своей тверскою вотчиной. Близко сошелся с наместником Пскова князем Иваном Петровичем Шуйским. Тот видел в молодом князе человека, который служит родному отечеству не корысти ради, а по воле сердца, и это глубоко трогало Ивана Петровича. Он, чем мог, старался содействовать Николаю, тем более что тот обещал привезти для псковской крепости новые пушки.

Николая уже хорошо знали и в Стрелецком, и в Пушечном приказах, не хуже и в Бронном. И всюду он был как кость в горле для дьяков и подьячих. Николай от них требовал самого невозможного для любого чиновника в любом времени, а именно – это работать не покладая рук. К тому же он просил у них еще одну невозможную вещь – денег для осуществления своих замыслов. А задумки у Николая были велики. Он хотел переправить во Псков все пушки, которые он привез из Англии, и хотел создать на Руси войска специального назначения до начала войны со Стефаном Баторием. В его распоряжении осталось всего два года, и ему хотелось успеть за это время обучить профессиональных воинов и до зубов вооружить псковичей. Но чиновничья бюрократическая машина постоянно пробуксовывала. Ей все время нужна была смазка – «откаты». «Как все запущенно в нашем государстве! Полагал, хоть здесь, в средневековой Москве, обойдусь без взяток, но «добрая» и воистину наша вековая традиция абсолютно неистребима!» – думал Николай, ожесточенно споря с дьяком о сумме отступных за ускорение процесса. А всего-то и надо-то было внести в реестр пушки, которые Николай собственноручно накануне привез из Англии. Наконец удалось договориться, и дьяк клятвенно пообещал, что завтра же с самого утра приступит к составлению документа, но для начала работы ему нужно было проверить их наличность, пересчитать, определить калибр, испытать в деле, утвердить наверху, и только тогда, если не будет никаких нареканий, он сможет с чистой совестью заняться составлением списка наличия присутствия и распределением оного по всем крепостям. Но Николай требовал, чтобы все пушки без исключения были отправлены во Псков. А вот это-то дьяку Пушечного приказа оказалось совершенно не по нраву. Он тыкал в старые, уже пожелтевшие списки и твердил, что вот уж сие действие князя никак не по правилам. Дьяк с пеной у рта кричал, что распределять пушки нужно равномерно, согласно наличию присутствия оных, и только, если в крепостях имеются должным образом обученные пушкари, а крепостные стены подготовлены к установке оных, а не так, как того требует от него Николай. Снова пошла перебранка. Пришлось на время отступить и затребовать аудиенцию у царя. Вот здесь и помог Николаю подаренный государем перстень. Он послужил вроде спецпропуска в Кремль, а может, еще и свою роль сыграло то, что Николай стал служилым князем, а значит – на ступеньку ближе к царю. Теперь он до хрипоты спорил с Иваном Васильевичем и сам удивлялся своей наглости. Спорить с правителем всея Руси? Немыслимо, но ради дела, за которое радеешь всей душой, он был готов на все. На кону было существование той самой Всея Руси, из которой потом уже образуется его Россия двухтысячных годов. Но что еще больше удивило Николая, – это то, что Иван Грозный старался вникнуть в суть проблемы и с кондачка не отвергал его предложения, а если аргументы были достаточно убедительными, то непременно соглашался и тут же писал соответствующую грамоту. Но если сомневался, то вызывал к себе глав приказов и выслушивал доводы всех сторон. Ему нравилось быть третейским судьей и сам процесс умиротворения. Здесь, по всей видимости, сказывалось то, что он был искренне верующим человеком и старался без особой на то нужды не обижать людей. Царь все больше и больше проникался доверим к Николаю. Он уже видел в нем своего ближайшего сподвижника в остро необходимых государственных реформах, но не всем боярам из его ближайшего круга понравилось сближение царя и молодого князя.

На следующий день снова походы в приказы, споры с дьяками, умасливания, а затем под Тверь, в свою вотчину – проверять, как там идет подготовка спецназа. Основу подготовки Николай и его друзья уже преподали. Теперь непосредственно ежедневными тренировками занимался дьяк Михаил, но на людей надейся, а сам не плошай! Да и со старостой пообщаться нужно. Ведь теперь на кормлении у сельчан полсотни мужиков. Хоть и вотчина у Николая за год окрепла, да и людей в ней стало гораздо больше, но все же нет-нет да и возникали, пусть и небольшие, но проблемы, и требовалось его присутствие. Николай часто вспоминал про мобильную связь, но ее еще не придумали во времена Ивана Грозного, а на лошадях, даже по хорошей дороге, – это еще тот крюк. Дорога сжирала неимоверное количество времени. Хорошо еще, что по мере своей возможности ему помогали Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич. Первый мог проконтролировать выполнение уже оговоренных договоров в царских приказах, а глава Посольского приказа через своих людей следил за действиями короля Польши Стефана Батория. Друзьям нужно было из первых рук знать о его военных планах.

Перед самым отъездом в тверские земли Николая неожиданно вызвал к себе царь. Зачем это было нужно – не совсем понятно. Вроде как все текущие вопросы улажены, а споры разрешены. Но приказ есть приказ, и Николай прибыл в назначенный час в Кремль. Иван Васильевич сегодня был явно не в духе. Принимал он Николая в том же самом зале, где он вручил ему свой указ о возвращении княжеского титула. Царь быстрым шагом прохаживался вдоль трона и даже не смотрел в сторону своего подданного. Вдруг он резко остановился и недовольно спросил у казначея, смиренно стоявшего поодаль от него.

– Так что ты там говорил мне насчет недоимок?

– А ведал я тебе, мой государь, о том, что вотчина твоего князя Бельского, что в тверских землях находится, в нонешнем году на начало осени не сдала в твои закрома положенный по сроку оброк и недодала денежную выплату в твою казну.

– Как это понимать? – сурово произнес царь и, зло сощурив глаза, посмотрел на стоявшего напротив него новоиспеченного князя. – Все подати со всех земель уже в срок собраны, а твоей доли в государственном котле и не видать! Ты что, отказываешься мне подчиняться? Полной вольности от меня захотел, что ли, али к литвинам бежать вознамерился?