Источник судьбы - Елизавета Дворецкая

Отец Хериберт тоже был взволнован до глубины души, и это было видно по тому, что он подмигивал левым глазом и дергал головой сильнее обычного, но и воодушевлен. Ведь когда-то, уже довольно давно, сам он несколько лет прожил в Хейдабьюре среди рабов, захваченных норманнами во Франкии. Тогда он обучился датскому языку и насмотрелся на языческие обычаи. И вот он вернулся среди приближенных христианского короля, а значит, ему дана возможность победить языческий мрак в этой дикой стране. Ради этой возможности он, беспокойная душа, снова покинул монастырь, поручив братьям из обители Святого Хевальда выбрать на время его отсутствия другого аббата. Похоже, Бог создал этого человека для того, чтобы бороться за веру и служить ближнему, жертвуя собой, и потому, живя в мире и безопасности, он терзался чувством неисполненного долга. Сопровождали его брат Гунрад, сакс по происхождению, и брат Идесбальд, фриз, оба готовые к нелегкому делу – проповеди учения Христа среди язычников. Выбирая этих двоих в спутники, отец Хериберт рассчитывал, что они легче достучатся до сердец своих соплеменников, проживающих в этом городе. Вот еще бы найти кого-нибудь, говорящего на языке вендов… Впрочем, все здешние венды понимают датский.

– Твой первый долг, Харальд конунг, отдать эту землю Господу! – внушал он. – Как император Карл Великий просвещал фризов и саксов, чтобы обратить толпы диких язычников в добрых христиан, так и тебе Господом назначено вывести толпы датчан из лесов и привести в Царство Небесное, превратить злобных волков в кротких овец!

– Подожди, святой отец! – Харальд отмахивался от монаха полным кубком, расплескивая пиво к себе на колени и заливая подол нарядной цветной рубахи. – Вот будет тинг, на тинге я им скажу…

– Нельзя ждать ни единой минуты, когда речь идет о славе Господа! – горячо возражал Хериберт, который не пил ничего, кроме воды, и пылал искренним трезвым усердием. – Рерик конунг! Господь даровал вам победу над язычниками не для того, чтобы вы медлили. Ты пришел на эту землю, и с каждым шагом твоим по ней должен ступать и Господь! Нельзя медлить, чтобы страна, которая принадлежить христианскому королю, оставалась во власти дьявола!

– Первое, что ты должен сделать, это избавиться от идолов и кумиров, разрушить капища, вырубать рощи, где на потеху злым духам развешивают по ветвям смердящее мясо, и строить священные храмы! – поддерживал Хериберта и Гунрад. – Наверняка в этом городе есть капище, и ты, как христианский король, не должен ни единого дня терпеть это мерзопакостное строение на той земле, на которую простирается твоя власть!

– Ну, если надо сокрушать, пусть сокрушает! – Харальд махнул рукой. – Дайте им по топору. Гейр ярл, завтра проводишь святых отцов, где они там святилище увидали! Пусть поработают во славу Господа, а то ведь покоя от них не будет!

И наутро три монаха в сопровождении Гейра ярла с его дружиной отправились к святилищу. Святилище Фрейра помещалось неподалеку от торга и состояло из деревянного храма, внутри которого стоял богато украшенный идол, каменного жертвенника и длинного покоя с очагами, столами и скамьями, где знать Хейдабьюра собиралась для жертвенных пиров. Не подозревая о грозящей ему опасности, идол Фрейра стоял, как всегда, спокойный и гордый, уверенный и величавый, во всей своей красе – вырезанная из ясеневого дерева фигура мужчины больше человеческого роста, с бронзовой позолоченной гривной на шее – даром конунга Сигурда по случаю своей свадьбы, с огромным, позолоченным знаком мужского достоинства, который у монахов вызывал особенное омерзение. Каждую весну жители и конунги приносили в жертву Фрейру белого коня; кровью его, собранной в серебряные чаши, кропили идол, стены постройки и всю толпу, а мясо варили в больших котлах и раздавали гостям на пиру.

Сюда и устремились Хериберт и два его товарища. Но возле святилища их уже встретила толпа: кое-кто из жителей Хейдабьюра успел заметить отряд, которому неизвестно что понадобилось возле Фрейра. Можно было предположить, что новые хозяева города хотят принести благодарственные жертвы, но никакой жертвы при них заметно не было, а были только три монаха, от которых, как уже знали датчане, ничего хорошего ждать не приходится. Среди прочих прибежал и Асгрим Лисий Хвост. В утренней битве он был ранен в руку, а его племянник Торольв теперь сидел среди заложников на конунговом дворе, но всего этого было мало, чтобы усмирить упрямого и пылкого хёвдинга.

– Что вам здесь нужно! – набросился он на пришельцев, загораживая дорогу. – Кто вы? Что вы делаете в нашем святилище?

– Мы пришли сокрушить вашего дьявола! – отвечали ему монахи, держа наготове топоры. Вокруг Асгрима собирались самые смелые их тех, кто прибежал на шум, хирдманы Гейра ярла спешили защитить монахов, перед воротами образовалась давка и почти драка.

– Да, да, я слышал о таком! – кричал в ответ Асгрим хёвдинг. – Такие умники вроде вас приходят в чужую землю, куда их никто не звал, лезут в чужие дела и оскорбляют чужих богов! Только многие из этих умников попали к своему собственному богу гораздо раньше, чем рассчитывали! Сыновья Хальвдана не имеют права распоряжаться в нашем святилище. Они здесь еще никто – они не собрали тинг, и тинг не признал их, и тем более не давал согласия на разрушение святилища! И никогда не даст! Если сыновья Хальвдана действительно хотят нами править, они должны уважать наших богов! Только попробуй тронуть нашего Фрейра, поп, и я раскрою твою тупую голову!

В руке Асгрима сверкал обнаженный меч, так что слова его были не пустыми угрозами. Его род никто не упрекнул бы в трусости или слабости духа. Брат Асгрима, Торгрим, и старший сын сейчас сами были в походе, забрав с собой самый большой из принадлежавших им трех кораблей и большую часть дружины. Второй сын Асгрима был убит во вчерашней битве, племянника забрали в числе других заложников, а младший сын, шестнадцатилетний Кетильбьёрн, теперь лежал дома с тяжелой раной на бедре. Однако, сам Асгрим, не падая духом, готов был вступиться за Фрейра, не жалея себя, а его дочь Ингебьёрг и второй племянник, Торбьёрн, последний из мужчин рода, кто еще оставался на ногах и на свободе, сейчас стояли рядом с ним, готовые защищать Фрейра даже ценой жизни.

– Погоди, святой отец! – Гейр ярл придержал Хериберта. – Харальд конунг не давал мне приказания драться с местными. Если прикажет, я буду. А без приказа – нет. Раз уж они так сурово настроены и защищают своего Фрейра с оружием в руках, мы должны сначала посоветоваться с конунгами. Обожди немного. Я сейчас пошлю дренга в усадьбу. Это много времени не займет.

Один из молодых воинов убежал к Слиасторпу. Перед святилищем собиралось все больше народа: не все были готовы вступиться за Фрейра с мечами, но поглядеть, по крайней мере, чем дело кончится, хотелось всем. Хирдманы Гейра ярла держались в стороне, прикрывшись щитами на всякий случай, и ждали решения конунгов. Сам Гейр прохаживался перед строем, бросая на толпу суровые взгляды. Сам его вид мог бы устрашить робких: Гейр сын Кетиля, мужчина в расцвете сил, рослый, широкоплечий, с довольно красивым лицом, светлыми волосами и такой же бородой, был великолепным воином и нравился женщинам (впрочем, их вниманием он пренебрегал, поскольку все его мысли вращались в кругу воинских и дружинных дел). В стегаче и кольчуге, в шлеме, с рейнландским мечом у пояса, на перевязи, украшенной позолоченными франкскими бляшками (в дружине эти перевязи и пояса называли «графскими»), Гейр Могучий выглядел воплощением воинской силы и удачи. Даже красную шелковую рубаху он носил не из шегольства, а потому что, как считалось в дружине, шелк не пробивается стрелой, а входит в рану вместе с наконечником и значительно облагчает его извлечение. А к тому же на его решительном жестком лице читалась полная готовность пустить всю эту силу в ход, и не поздоровится тому, кто встанет у него на пути.