Четвертый Рейх - Виктор Косенков

Катерина.

Она улыбалась, откуда-то из прошлого. Игорь помнил ее смех, голос… Все было таким живым, близким, настоящим.

Может быть, она точно так же сейчас улыбается кому-то еще.

Эта мысль была резкой, как удар в живот. Игорь зажмурился, не желая думать, но мысли, словно нарочно, крутились вокруг одного и того же. Кто-то другой… Кто-то другой… Кто-то другой… Не он, не Игорь, а кто-то другой!

Забыть ее! Забыть!

«А ведь и забыл бы, — неожиданно подумал Богданов. — Если бы кое-кто мне любезно не напомнил… Но зачем?»

Теперь подколки Погребняка выглядели уже иначе.

«К чему он подталкивает меня? Для чего ему все это? Просто дурак? Но нет, не похож, да и не держат дураков там… Неужели подсадной? Но кому понадобилось?»

Игорь встал, прошелся по рубке. Бесцельно провел ладонями по панели управления. Та откликнулась, перемигнулась огоньками датчиков. Со стола ехидно и озорно скалилась Катерина.

— Что происходит? — спросил сам себя Игорь. — Что происходит на моем корабле?

«А в твоей голове? — прозвучал в голове словно бы чужой голос. — А в твоей голове что происходит?»

Резко пискнула связь.

— Бортинженер капитану. Мы достигли расчетной мощности для передачи на Землю.

— Понял вас, спасибо. — Богданов отключил связь и вывел на экран текст отчета. Машинально подправил баркеровские опечатки. Подошел к примечаниям. Покосился на фотографию Катерины. — Хватит, пожалуй… Хватит!

Он рывком дотянулся до проектора и раздавил плоскую коробочку в ладонях. Пластмасса жалобно хрустнула. Лицо Катерины заморгало и исчезло. В душе стало пусто и глухо. Но уже не больно.

Направленная на Землю антенна выстрелила через подпространство пакет данных о геологии новой планеты, о здоровье экипажа и о том, что полет проходит успешно. И никаких примечаний. Никаких.

Пятьдесят восьмой день полета, 12:39. Относительное бортовое время по «Дальнему-17»

Глизе 581-g в обзорный экран выглядела как черный диск, подсвеченный красноватым светом местного солнца. «Дальний-17» заходил к планете с ее ночной стороны. Если с 581-с проблем не было, то подступы к ее соседке оказались не так просты, как хотелось бы.

Звездная система Глизе 581 была небольшой. Шесть планет около тускловатого красного карлика невеликой массы и остатки строительного материала, астероиды, беспорядочно рассыпанные по системе внутри так называемой зоны Златовласки, области вокруг звезды, где шансы на зарождение жизни достаточно высоки.

Романтически настроенный Кадзусе заметил, что на планетах должны быть очень красивые метеоритные дожди.

Богданов на этот раз красоты не оценил. Для него перемещение с орбиты на орбиту стало сущим наказанием. Двигаться внутри системы приходилось с большой оглядкой. Игорь то и дело менял траекторию, спал, не покидая рубки. Кадзусе хмурился, но ничего не мог поделать. Капитан нарушал все правила распорядка, однако другого выхода у него не было. То же самое делал бортинженер.

Мацуме, казалось, вообще не спал. Маленький японец осунулся, подурнел, перестал бриться, отчего щетина на его лице росла какими-то неопрятными клочками. Но зато вся автоматика слушалась капитана с одного касания. Ни сбоев, ни проседаний по мощности.

Остальные маялись бездельем, выполняли рутинные обязанности и, по старой морской традиции, драили корабль. Баркер каждый день проверял персональные спасательные капсулы и систему эвакуации, а также пытался составить каталог местных астероидов класса М по Моррисону-Чапмену с поправкой на спектральный класс местного солнца. Задача была не простая, но выполнимая. И у Кларка к концу перелета, накопилось достаточно информации для толстого справочника.

— Каталог Баркера, — гордо улыбался он, толкая Кадзусе в бок. — Хочешь, и твое имя впишу? Есть у меня на примете карликовая планета. Будет астероид Кадзусе, хочешь?

Японец неизменно корчил кислую мину и отвечал, что со стороны Баркера намекать на разницу в росте — полная бестактность.

Чем занимался Погребняк, Богданов не интересовался, но, наверное, не скучал. Может, рапорт строчил, так сказать, чтобы потом не потеть.

Как бы то ни было, к заходу на орбиту Глизе 581-g «Дальний-17» подошел по графику, чем Богданов очень гордился.

Радарная карта была чистой. За время своего существования планета уже сгребла все возможные астероиды в своей плоскости, и опасаться стоило только редких залетных каменюк. Только окончательно убедившись, что кораблю ничего не грозит, Игорь позволил себе выбраться из рубки, и принять душ.

Добравшись до кабинки, он обнаружил стоящего рядом с дверью хмурого Кадзусе.

— Что-то случилось?

— Нет, — доктор покачал головой. — Все хорошо. Просто я засунул туда своего брата.

В душевой шумела вода и кто-то подвывал.

— Зачем?

— Капитан, мои родители очень гордятся тем, что я и мой брат стали космонавтами. Этим мы доказали свою чистоту. Доказали, что мы достойны.

— Чистоту?

— Да. Вы же знаете, какой отбор проходит каждый курсант? Вплоть до генетической экспертизы. В космосе нет людей с отклонениями. Спейсмены — это лучшие представители человеческой расы.

— Я никогда об этом не задумывался.

— А я часто об этом думаю, капитан. И многие японцы считают так. Мы — чистые. Это особенность японского сознания. Эдакая странность. Вещь вполне себе обычная среди японцев. Для моих родителей это большая честь, что их сыновья вышли в космос. Вы знаете, каков процент японцев среди прочих спейсменов?

— Нет.

— Менее двух процентов. А знаете, почему?

Игорь покачал головой.

— Генетические ошибки, капитан. Генетические ошибки. Иногда тяжелые, иногда незначительные, но все же… чистоты уже нет. Это плата за технический прогресс. Вам может показаться, что все это предрассудки, но мы живем ими. Они часть нашей культуры. Так же, как ваши березки… — Кадзусе улыбнулся. — Мои родители из городка Тамура. Там очень мало чистых. Грязные территории. Рождается слишком много больных детей. А я и мой брат…

Игорь почувствовал, что доктор действительно гордится и решил пошутить:

— Так вы решили привести внешнюю чистоту в соответствие с внутренней и засунули Мацуме в душ?

— Очень точно подмечено, — без улыбки ответил Кадзусе. — Мои родители бы сильно огорчились, если бы увидели, до чего довел себя их сын. Это недопустимо.

Завывания за дверью стали громче и вроде бы тоскливей.

— Мне кажется, он не совсем доволен…

— Ну, поначалу ему, конечно, эта идея пришлась не по нраву. Пришлось прибегнуть к силе. Мне очень неудобно, но иначе было невозможно. — Кадзусе пожал плечами. — Сейчас все хорошо.