Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

— И ты будь осторожна, бабушка, — сказала Кьяра. — Я знаю, ты всегда была на стороне прежней республики, но я и не подозревала, что ты участвуешь в заговорах против Медичи. А если тебя арестуют? Что будет тогда с Маттеа и Лючией?

— О них позаботишься ты, — ответила бабушка. — Ты ведь теперь мистическая сестра великого герцога.

Кьяра в смятении убрала руки. Ее бросило в холод, а затем в жар. Голову пронзила острая вспышка боли, похожая на кроваво-красный ядовитый цветок.

— Как ты узнала?

— Очень немногие тайны во Флоренции остаются тайнами, внученька. Особенно если они касаются двора. А теперь беги к своей подружке Изабелле и приходи сюда при свете дня в нормальной одежде, как подобает девушке.

Она крепко обняла Кьяру и, не говоря больше ни слова, выпроводила ее за дверь в лунную ночь.

Тюрьма во дворце Барджелло

10 августа 1576

Около трех недель спустя

Комната с голыми каменными стенами прямо под башней делла Волоньяна дворца Барджелло освещалась факелами, воткнутыми в железные скобы. Стены были увешаны цепями, крюками и замысловатыми деревянными приспособлениями, покрытыми пятнами крови. В комнате находилось четыре человека: священник с пером и свитком; палач в кожаной тунике и фартуке; закованный в кандалы Орацио Пуччи, в одной грязной оборванной рубахе, а также великий герцог Франческо де Медичи, одетый как будто для увеселительной прогулки в штаны и камзол из дорогого темно-фиолетового бархата, расшитого рубинами, жемчугом и агатами. В его шляпе красовалась бриллиантовая брошь в виде лилии — символа великих герцогов Флоренции. Глаза его блестели, а челюсти были крепко сжаты, словно выкованы из железа.

— Я уверен, ты знаешь, что тебя ждет пытка четырьмя стихиями, — холодным самодовольным тоном произнес великий герцог. — Первым будет воздух. Тебя вздернут на дыбе с завязанными сзади руками и будут опускать и поднимать так до тех пор, пока твои плечевые суставы не сломаются под твоим собственным весом. Затем последует пытка водой. Тебя растянут на колесе и начнут лить воду в глотку, пока твой желудок не лопнет предательским образом у тебя внутри.

— Можешь пытать меня хоть сотней стихий, — сказал Пуччи, смертельно бледный при свете факелов. — Я ничего не скажу.

— Дальше будет огонь, — невозмутимо продолжал великий герцог, словно не слышал слов заключенного. — Раскаленное добела железо будут прикладывать… — он сделал паузу и улыбнулся, — к тем частям твоего тела, которые тебе дороже всего. И напоследок тебя ждет пытка стихией земли. Тяжелые камни сожмут твои легкие и начнут ломать все твои кости по одной.

— Я ничего не скажу, — повторил Пуччи.

Великий герцог подал знак палачу. Тот грубо подтолкнул заключенного к той части камеры, где с высокого потолка на цепи свешивался крюк, соединенный с целой системой лебедок. Затем палач прикрепил крюк к кандалам, в которые были закованы руки несчастного за его спиной.

— Я даю тебе последнюю возможность сказать мне все как есть, — произнес великий герцог. — Если расскажешь мне, кто состоял с тобой в заговоре, что вы задумывали сделать и как именно, то священник отпустит тебе твои грехи и тебя ждет милостивая смерть. Твое тело вернут родственникам в приличном состоянии, и они смогут устроить тебе достойные похороны.

— Да пошел ты!

Глаза великого герцога сузились. Он махнул палачу, чтобы тот приступал к своей работе.

Заплечных дел мастер начал крутить рычаг, цепь натянулась, и руки заключенного начали медленно подниматься вверх. Пуччи инстинктивно наклонился вперед, но это движение дало лишь временную передышку. Мышцы его рук и плеч напряглись и явственно проступили под лохмотьями рубахи. Через некоторое время он уже висел на вывернутых руках и его ноги болтались в воздухе.

— Выше, — приказал великий герцог. — И не так быстро.

Послышался лязг цепи от поворачиваемой лебедки, и тело Пуччи начало раскачиваться в стороны. Неестественно вывернутые руки напряглись до невозможности, стараясь выдержать вес всего остального тела, а из горла вырвался стон, который был вызван скорее колоссальным усилием, нежели болью. Великий герцог наклонился вперед, словно хотел получше рассмотреть происходящее. Ноги несчастного, мускулистые и крепкие от верховой езды, были теперь на высоте человеческого роста от пола.

— Еще выше. Поднимите его до самого верха.

Лебедка заскрипела. От напряжения в плечах у несчастного сдавило грудь, и он едва мог дышать.

— А теперь у тебя есть выбор, — сказал великий герцог, когда цепь поднялась до самого потолка. — Я могу оставить тебя висеть там до тех пор, пока твои силы не иссякнут и плечевые суставы мало-помалу не вывернутся наружу сами собой. Или же цепь резко отпустят, и ты упадешь на расстояние в метре от пола с моментальным вывихом плеч. Но если ты надумаешь все мне рассказать, я прикажу, чтобы тебя спустили осторожно. Ну? Какой вариант тебе по душе?

Голос великого герцога звучал с ужасающим дружелюбием, словно он предлагал своему старому знакомому отведать вина на выбор. Брунелло? Треббиано? Москато?[51]

— Отпускай резко, выродок, — еле выдавил из себя Пуччи.

Великий герцог слегка задумался, но потом все-таки подал знак палачу.

Послышался лязг цепи, а вслед за этим — хлюпающий звук разорванных мускулов и связок, хруст выломанных суставов, и все это заглушилось душераздирающим воплем Пуччи. Все его тело извивалось от боли, а плечи уже перестали походить на плечи нормального человека.

— Еще раз, — приказал великий герцог. — Вздерните и опустите его пять раз. А потом приступим к стихии воды.

На четвертый раз обезумевший от боли Пуччи начал молить о пощаде, но это не спасло его от последнего пятого раза. Наблюдая за мучениями истязуемого, великий герцог Франческо представил себе Бьянку с заломанными руками и запрокинутой головой. Полностью обнаженная, она изгибается всем телом, а ее полные белые груди раскачиваются из стороны в сторону в такт ее рыданиям и просьбам. Разумеется, он никогда не станет вздергивать ее на настоящей дыбе, а уж тем более резко опускать вниз. Но показать ей легкий вариант этой пытки — о да… Это было бы прекрасно. А в процессе он бы поведал ей все подробности этого истязания, упиваясь ее страхом, который станет чудесной приправой к ее боли. И все вместе это лишь усилит его наслаждение.

Страх, боль и удовольствие — эти три элемента неразделимы. Этому его учили с детства — отец, мать, наставники… Или он уже родился с этим знанием?

— Ваша светлость, он потерял сознание, — сказал палач. — Плечевые суставы полностью вывихнуты. Еще раз — и у него оторвутся руки.

— Опусти его на пол и приведи в чувство. Посмотрим, заговорит ли он сейчас, а если нет, перейдем к воде.