Дорога в Ауровиль - Михаил Шевцов

– Так чем все закончилось? – спросил я.

– Он решил, что ему нужно общину собирать и ашрам строить. Понял, что здесь ему ничего не обломится, и переехал вон туда, на пляж, где забором огорожено. Начал там строиться. Деньги где-то нашел. Перерыли они там все. А потом пришел хозяин земли с полицией (земля-то частная) и выгнал его… Это здесь, на ауровильской территории, полиция никакой силы не имеет – целая проблема человека выгнать. А там все просто. И быстро.

Она опять посмотрела на Илюху:

– Ну, а ты что делать собираешься? У меня сейчас свободных мест нет. Может, через пару дней что-то появится.

– Так, может, ему тоже на песочке устроиться? – предложил я. – Как гуру. Купим ему желтый хитон. Будет нам мантры читать.

Илюха осуждающе посмотрел на меня.

– Даже не знаю, чем тебе помочь, – развела руками Таня.

К вечеру встал вопрос об Илюхином ночлеге. Он к этому времени немного приободрился и даже стал робко улыбаться. Правда, на вопросы об ашраме не отвечал, предпочитая отмалчиваться.

– Места-то у меня есть, – сказал я. – Только Юра застукает – потребует денег.

Лена посмотрела на Илюху с состраданием и сказала:

– Ладно. Пошли ко мне. Я одна в целом доме. Матрасы есть. Приставать не будешь?

– Не-е, – замахал руками Илюха. – Мне бы выспаться. А то две ночи не спал.

– Мама миа! – воскликнула Лена. – Что ж ты там делал?

Ближе к закату я обычно еду в «Вэйвс». Сначала купаюсь в море. Потом или один, а чаще всего с компанией еду ужинать куда-нибудь неподалеку. После ужина еду в город на одно из многочисленных мероприятий, проходящих в Ауровиле ежедневно, или возвращаюсь в «Вэйвс» на вечерние посиделки.

В этот раз дорогу около шоссе мне преградила похоронная процессия.

У каждой тамильской семьи есть определенное место, где сжигают всех ее почивших представителей. Всякий раз, когда кто-то умирает, родственники приносят покойника к одному и тому же клочку земли, с маленьким холмиком посредине. Традиции эти существуют столетиями, если не тысячелетиями, – дравидские народы, к которым принадлежат тамилы, жили на юге Индии еще до прихода ариев. Естественно, с течением времени представители когда-то одной семьи разъезжаются по городам и весям, в результате чего иногда похоронной процессии приходится преодолевать довольно значительное расстояние. Впрочем, я не в курсе всех тонкостей скорбных обрядов, и что, например, предпринимают, когда покойник находится в другом городе или штате, не знаю.

Подобное место может находиться где угодно. Даже если кто-нибудь со временем построит там, допустим, гостиницу или стадион, никто не посмеет помешать соблюдению традиции хоронить своих усопших в священном для семьи месте.

В один из первых дней моего пребывания в «Вэйвсе» я заметил такой холмик практически посредине территории гестхауса. Тогда я еще не подозревал о его предназначении. На холмике лежали какие-то цветы, а в землю был воткнут то ли небольшой крест, то ли еще какой знак. Желания подробно рассмотреть его у меня не возникло. Все это выглядело несколько странно для меня, человека, незнакомого с местными традициями. «Может, кто-то похоронил здесь любимую собачку?» – предположил я тогда.

Индийские похороны – зрелище шумное и яркое. Посреди толпы многочисленных родственников и друзей на большой повозке возлежит увитый цветами покойник. Спереди и сзади идут барабанщики и оркестр. Вся эта компания создает невообразимый шум, слышимый порой за несколько километров. Вдобавок, отдельные люди вырываются вперед и с диким грохотом взрывают петарды. В общем, когда неподалеку появляется траурное шествие, создается впечатление, что в деревню входят вражеские войска.

В этот раз мне пришлось плестись за шумной ватагою минут двадцать, пока она, наконец, не вышла на шоссе, где я смог ее обогнать.

Я приехал в «Вэйвс», искупался в море, вдоволь попрыгав на волнах, принял душ, расположился в столовой, чтобы обсохнуть и выпить чаю, и тут услышал приближающийся грохот барабанов, звуки иерихонских труб и взрывы петард.

– Что это? – удивленно спросил сидящий рядом Илюха.

– Похороны, – ответил я.

– Ничего себе!.. И куда они идут? К морю?

Я не знал, что ему ответить. В тот момент я и предположить не мог, куда они идут на самом деле.

Грохот становился все сильнее, пока не стал оглушительным. Вдруг калитка распахнулась, и на территорию гестхауса хлынула вся эта гремящая, ревущая и бабахающая толпа.

– Господи!.. – охнула сидящая напротив туристка из Челябинска и застыла с открытым ртом.

Разноцветный народ, раскидывая в разные стороны цветы, в мгновение ока заполонил все вокруг. Какой-то мальчишка, поравнявшись с кухней, взорвал петарду. От неожиданности все сидящие в столовой подскочили.

Участники шествия окружили погребальный холмик, быстро сложили на нем дрова и хворост, водрузили сверху покойника, зажгли костер, а затем также быстро начали покидать территорию геста. Через несколько минут никого из них вокруг не осталось.

Костер постепенно разгорелся. В небо поднялся столб густого бело-желтого дыма.

В столовой стояла тишина. Было слышно, как потрескивают горящие дрова. Словно загипнотизированные, все молча смотрели на завернутое в саван тело, объятое пламенем.

– Гляди, – тихо сказал Илюха, наклонившись ко мне, – вон что-то в огне виднеется с ближнего края. По-моему, нога горит.

Сжигание трупа на костре оказалось достаточно долгим процессом – окончательно костер догорел только к утру следующего дня. Придуманные современной цивилизацией крематории, мне кажется, справляются с этой задачей намного быстрее. Правда, я где-то читал, что представители различных национальностей сгорают с разной скоростью. Зависит это, конечно, не от генетики, а от структуры питания. Дольше всех горят те, у кого основу рациона составлял рис.

В эту ночь в столовой не слышно было привычного шума и смеха. Никто не смотрел кино и не включал музыку. Все сидели, переговариваясь вполголоса. Лица, освещаемые всполохами огня, выглядели загадочно и торжественно. Неожиданная фантасмагория, начавшаяся на закате, закончилась мистической завораживающей картиной.

Никто не ушел из столовой до рассвета – несчастные туристы просто не могли пойти спать из-за того, что дым погребального костра не поднимался в небо, а равномерно плотным облаком покрывал большинство хижин гестхауса.

Надо сказать, что скорбящие не покинули окончательно, как думалось в начале, своего усопшего родственника. Периодически кто-нибудь появлялся около костра, чтобы проконтролировать, как идет процесс.

А на следующий день пришли несколько человек. Они сгребли пепел с холмика и унесли его с собой. Говорят, чтобы развеять над морем.

Долго наслаждаться одиночеством в двухкомнатных апартаментах мне не пришлось. Буквально через пару дней в дверь постучали, в дом вошел молодой парень в очках и сказал: