На поверхности - Серена Акероид

Я поднялась на стартовую тумбочку, приготовилась к прикосновению Джейми к стенке и взлетела.

В тот момент, когда я поднялась в воздух, все мое тело охватило покалывание, и прекратилось оно только тогда, когда я плавно вошла по дуге в воду.

Приятное возбуждение охватило меня, как и волнение, но в основном преобладала радость. Просто охренительное счастье снова оказаться в воде.

Шум толпы стих, шепот пловцов вокруг меня прекратился. Я чувствовала только воду, волны, вызванные гребками, и была абсолютно спокойна.

Я проплыла дистанцию за время, которое превзошло мой собственный рекорд, но я этого не знала. Я не знала, что оставила Джемайму Маркел, самую быструю пловчиху в команде «Мерседес», в пыли, рассекая воду, владея ею, властвуя над ней, пока не коснулась стенки бассейна.

Под безумное колотящееся сердце, я подняла голову над водой и услышала крики Рэйчел, Лори и Джейми. Они скакали как сумасшедшие, и я получила ответ, даже не глядя на табло, даже не спрашивая.

Мы выиграли.

Тея

Сейчас

Соединив ладони вместе, я подняла их и большими пальцами плавно коснулась центра лба.

Йога концентрировала меня иначе, чем плавание, но я же не могла находиться в бассейне все время. При таком плотном графике и с тем количеством людей, с которыми общалась, я часто чувствовала себя немного нервной.

Глупо было быть такой, глупо, когда я могла вести себя как коммуникабельный человек, но, положа руку на сердце, я выбирала быть коммуникабельной. Это было не в моей природе. На самом деле нет.

Слишком много времени в одиночестве, слишком много времени потраченного на то, чтобы избегать других, на попытки смешаться с толпой и никогда не выделяться, научило меня, как вести себя, какой быть. Что также означало, что я не очень-то любила себя, и над этим мне придется поработать в будущем.

Сделав выдох, я открыла глаза. Меня охватило чувство спокойствия, и я плюхнулась обратно на коврик для йоги, не заботясь о том, что технически я только что закончила свою практику, и легла, глядя в потолок в позе Шавасана (Прим. перев.:Шавасана или поза Мертвеца — в йоге поза глубокого расслабления, когда практикующий лежит на спине, раскинув руки и ноги).

Лори, все еще праздновавшая свою золотую медаль и то, что она больше не участвовала ни в каких соревнованиях, ушла куда-то, где пыталась и никак не могла забыть Джонаса, и у меня не было никакого желания идти с ней. Сегодня утром у нее был последний заплыв, в то время как у меня это должно было произойти завтра.

Нервы внутри меня были натянуты до предела так, как никогда раньше. Было странно, что я приехала, желая ставить рекорды, не заботясь о победе, и вот она я — пять золотых медалей — но почему-то нервничаю больше, чем новичок.

В дверь постучали.

— Лори, если ты снова потеряла ключ-карту… — закричала я, но глубокий хриплый голос, перебивший меня, вызвал во мне мгновенный электрический импульс.

— Нет. Это я.

Мое сердце замерло на долю секунды.

— Уходи.

Я знала, зачем он здесь.

Тот взгляд у бассейна.

Но я знала, что произойдет, если я поговорю с ним, если позволю остаться, а я не могла себе этого позволить. Не этой ночью. Боже, возможно никогда.

— Нет.

С другой стороны двери раздался вздох, который я почувствовала глубоко внутри себя.

— Не будь такой сложной, Тея.

Мои ноздри гневно раздулись. Сложной? Он думал, что это я была сложной? Адаму чертовски повезло, что я была такой спокойной.

Любая другая женщина пожелала бы ему попасть в ад. А я? Я продолжала с ним общаться.

Боже, возможно, я была дурой. Или так, или это просто проклятье.

— Я не хочу говорить с тобой. Мне нужно сосредоточиться.

— Ты можешь сосредоточиться на этом.

— И что ты собираешься сделать, чтобы мне стало лучше? Смыть все мои заботы? — усмехнулась я, поднявшись, наконец, на ноги, потому что больше не было смысла пытаться расслабиться. Не тогда, когда Адам был снаружи.

Я знала, что настойчивость, по которой он изо дня в день приходил ко мне в Общественный центр Хоквейл, была той чертой, которой он не лишился со временем.

Адам мог оставаться за дверью до тех пор, пока вернувшаяся Лори не впустила бы его — случайно или намеренно, потому что она знала, что у меня чувства к нему, и, вероятно, подумала бы, что, впустив его, сделает мне одолжение.

Чувствуя себя загнанной в угол и ненавидя это состояние, я свернула коврик, сунула его подмышку и направилась к двери.

Я не хотела впускать Адама, но он бы не ушел и, черт, я хотела его видеть. Словно наркоман. Если бы я могла просто взглянуть на него, то внутри почувствовала бы себя лучше.

Да, я знала, что больна.

От этого яда не существует противоядия.

Я рывком открыла дверь, сердито глядя на Адама, и почувствовала электрический удар, когда наши взгляды встретились.

Несколько секунд никто из нас ничего не говорил.

Говорить было нечего.

Даже спустя пять лет, связь между нами оставалась как никогда сильной. Она стала даже более мощной. Вероятно, потому, что мы отрицали ее и делали это годами.

Тем не менее, я злилась на Адама. До сих пор чертовски злилась на то, как именно мы разошлись в последний раз, перед фиаско с Чарльзом Линденом.

— Чего ты хочешь? — раздраженно спросила я.

— Это ты сделала?

— Что сделала? — нахмурилась я.

Повернув телефон ко мне экраном, Адам показал фотографию, которая одновременно вызывала у меня улыбку и тошноту — фотографию, которую обсуждала Рэйчел в раздевалке перед соревнованием…

— Несмотря на то, что ты, вероятно, хочешь взвалить на меня больше грехов, чем на самого Люцифера, нет, это не я сделала так, что фотография стала такой популярной, — ответила я, вздернув подбородок.

Увидев этот снимок снова, я перенеслась в тот момент, когда шла поздравить семью в день первого соревнования, после которого была награждена своей первой золотой медалью.

Анны и Роберта уже не было, они через толпу ушли к машине, а мы с Адамом просто стояли и смотрели друг на друга.

То, что мы часто делали, когда были рядом.

Кто-то сделал снимок, и каждый раз, когда я выигрывала золото, он появлялся в Твиттере.

Большинство подобных вещей обычно не вызывало во мне особой реакции, потому что эти люди ничего для меня не значили.

И если это делало меня ужасным человеком, то так тому и быть.