Смех и грех Ивана Царевича - Дарья Донцова

Я на секунду представил себя: темный костюм, элегантная обувь, безукоризненная сорочка, и плюс ко всему галстук с принтами‑черепами. Тут же чуть не воочию увидел лицо Эммы Геннадиевны и быстро произнес:

— Нет, лучше просто черную.

— Она скучная, неинтересная, не веселая, — вновь попытался надавить на меня молодой человек. — Будете похожи на этого… ну… как его… слугу из фильма… А, на дворецкого!

Я подавил смешок. И тут из служебного помещения выпорхнула девушка, которой хватило одного взгляда для точной оценки ситуации. Блондинка заулыбалась, легким движением стройного бедра оттеснила коллегу и промурлыкала:

— Подбираете бабочку? Цвет сезона бордовый. Обратите внимание на этот аксессуар оттенка давленой вишни. Его украшает элегантная вышивка, почти незаметная, чуть более контрастным тоном изображены книги.

Я прищурился:

— Действительно, тут вроде книжные переплеты.

— Очень необычно, но не бросается в глаза. Вариант для солидного человека, у которого прекрасное чувство юмора — вы не отходите от любимого классического стиля, но одновременно следуете модным тенденциям.

— Беру, — решил я.

— Пятнадцать тысяч, — объявила продавщица.

— Простите? — оторопел я.

— Пятнадцать тысяч рублей, — повторила девушка. — Положить в подарочную коробку?

— Спасибо, не надо, — сказал я. — Расхотелось приобретать бабочку. Если не секрет, почему она такая дорогая?

— Хорошие вещи не бывают копеечными, — с отлично слышимым высокомерием заявил коллега девицы, — мы дрянью не торгуем.

— Крохотный лоскуток ткани не может продаваться по цене костюма, — возразил я, — это аморально.

А девица нежно погладила бабочку:

— Она из натурального шелка, сделана вручную мастерами дома Гальвари энд Борджиа. Эти модельеры одевают звезд мирового кино. Торговый знак фирмы — древний грек в национальной одежде: таким образом Гальвари энд Борджиа напоминают, что шили наряды для Платона.

— Даже если сам Платон скроил галстук, никогда его за пятнадцать тысяч не куплю, — вырвалось у меня.

Юноша скривился, как верблюд, глотнувший лимонного сока, а девица с очаровательной улыбкой посоветовала:

— Зайдите в соседнюю лавку, там найдете подходящий вам товар.

Магазин, куда я вошел, оказался огромным залом, где тесно стояли большие проволочные корзины, из которых торчали палки с объявлениями «Товары для детей», «Одежда для собак», «Мужской трикотаж», «Женское белье». Я протиснулся сквозь толпу посетителей и спросил у женщины, которая задумчиво рассматривала комбинезон для пса:

— Не знаете, где тут галстуки?

— Слева, — не поворачивая головы, ответила она.

Я глянул в указанную сторону, увидел объявление «Аксессуары», приблизился к корзине, возле которой никого не было, и сразу приметил бордовую бабочку с мелкой вышивкой, сделанной более светлой ниткой. По виду она совершенно не отличалась от той, которая сразила меня ценой в бутике. Вот только ее сшили не из шелка, а из какой‑то простой ткани.

Долго не раздумывая, я схватил бабочку, подошел к кассе и спросил:

— Сколько?

— Триста рублей, — отрапортовала тетка в форменном халате. — Берете?

— Конечно, — подтвердил я.

— Во время еды он может замурзаться, — внезапно предупредила кассирша, взяв деньги, — лучше снимайте его перед ужином, а то от стирки материал скукожится.

Я молча кивнул, получил небольшой пакетик и пошел на парковку. Мне кажется — или в этом торговом центре работают очень странные люди? Одни пытались содрать с меня неприличную сумму за ерунду, а другая дама оказалась столь внимательна и заботлива, что посоветовала мне снимать перед трапезой галстук, чтобы не запачкать его. Я что, произвожу впечатление человека, который роняет изо рта полупрожеванные куски?

* * *

Очутившись в усадьбе, я первым делом поднялся в бывшую ванную Семена и спросил у плиточника:

— Валентин, как движется работа?

— Дурак, который правильно имя хозяина выложить не сумел, намертво кафель прилепил, — пожаловался мастер. — Я аж вспотел, пока его отодрал, но исправил чужую глупость. Глядьте, какая красотень! Завтра стены начну выкладывать. На сегодня все, устал.

Я обозрел пространство над зеркалом, поперхнулся и спросил у мастера:

— Помните, как зовут будущего хозяина помещения?

— Уж не дурак! Он Игорь, — ответил рабочий. — Пять плиток было, все прикрепил в нужном порядке.

— Сделайте одолжение, прочитайте, что получилось, — велел я.

— Че вы разговариваете со мной как с идиотом? — обиделся Валентин. — Там выложено «Игорь».

— Первая буква на стене какая? Назовите, — потребовал я.

— Р, — ответил мастер.

— Вторая?

— О.

— Третья?

— Мягкий знак.

— Отлично, продолжайте, — кивнул я.

— И и Г, — довершил Валентин.

— И что получается вместе?

— Игорь! — возвестил плиточник.

— Ан нет, — не согласился я, — получилось «РОЬИГ». Мягкий знак стоит посередине слова. Вообще‑то по правилам русского языка две гласные никогда им не разделяются.

Валентин попятился.

— Не, там «Игорь»!

— Вы алфавит знаете? — поинтересовался я.

— Если у тебя бабла лом, то это не повод, чтоб над рабочим человеком насмехаться, — ощетинился плиточник. — Разворовали Россию — и рады. А тот, кто к кассе не успел, по‑вашему, дебил?

— Наибольший вред России наносят люди, которые постоянно кричат, что вокруг воры, а сами только и мечтают, как бы чего украсть! — вышел я из себя. — А еще наша страна не процветает из‑за горе‑специалистов, у которых руки, а заодно и голова, растут из места, название которого не принято произносить вслух при дамах!

— Иван, ты умеешь сердиться? — спросила Анфиса, всовываясь в ванную комнату. — Кто выбил из колеи образцово‑показательного дворецкого?

— Полюбуйтесь на надпись над зеркалом, — попросил я. — Сразу скажу: господин Пятаков хочет, чтобы там было его простое, не заковыристое имя. Я бы не стал придираться, зовись будущий муж Ксении Семеновны, как древний грек, допустим, Дайонизодорос Клеистэнес Элефтэрайос, что в переводе означает «подарок Диониса, великолепная сила и освободитель». Но «Игорь»! Как можно ошибиться, если в слове всего пять букв?

Анфиса подняла глаза и звонко рассмеялась.

— Здорово!