Реки Лондона - Бен Ааронович

— Ничего себе, — сказала Лесли, — а кто же отец?

— Сложно сказать, — ответила Беверли. — Мама сказала, она нашла меня, когда я плыла по речке в районе развязки Кингстон Вейл.

— В корзине? — уточнила Лесли.

— Нет, просто плыла.

— Она была создана из ничего мидихлорианами, — сказал я. Обе девушки недоуменно воззрились на меня. — Ладно, проехали.

— Тот, кого ты ждешь, уже здесь? — спросила Лесли.

— Нет, с тех пор как мы здесь, никто не заходил в этот паб.

— А ты знаешь, как он выглядит? — спросила Лесли.

Только тут я понял, что не имею об этом ни малейшего представления. Правильно, я же собирался побеседовать с ним у него дома, а не преследовать.

— У меня есть словесный портрет, — сказал я. Лесли, взглянув на меня с некоторым сочувствием, достала из сумки копию фото с водительского удостоверения доктора Фрамлина, формата А4.

— Чуть больше внимания к деталям, — сказала она Беверли, — и из него получился бы вполне нормальный коп.

Она протянула мне нечто, напоминающее неказистую тяжеловесную помесь «Нокии» и портативной рации, — гарнитуру «Эрвейв». Я сунул ее во внутренний карман пиджака. Штуковина оказалась такой тяжелой, что меня аж перекосило.

— Это он? — спросила вдруг Беверли.

Глянув наружу, мы увидели за завесой дождя пару, идущую со стороны Ковент-Гардена. Лицо мужчины совпадало с изображением на фото, только под левым глазом был синяк, а расцарапанную щеку пересекали две параллельные полоски лейкопластыря. Он держал зонт и вел под руку свою спутницу — невысокую полную даму в ярко-оранжевом плаще-дождевике. Оба улыбались и выглядели вполне счастливыми.

Мы молча наблюдали, как они приближаются к гастропабу и, остановившись на пару секунд закрыть зонтик, входят внутрь.

— Напомни-ка мне, зачем мы здесь? — попросила Лесли.

— Вы уже нашли того курьера? — поинтересовался я.

— Нет, — сказала Лесли. — И не думаю, что мой босс в восторге от того, что твой босс пытается использовать его в качестве мальчика на побегушках.

— Скажи ему: «Добро пожаловать в клуб наших мальчиков на побегушках!» — посоветовал я.

— Сам говори, — фыркнула Лесли.

— А сэндвичи-то с чем? — вклинилась Беверли.

Открыв пакет из «Теско», я развернул обертку. Внутри оказались хрустящие ломтики белого хлеба с жареной говядиной и маринованными огурцами. Все это было приправлено хреном. Вполне себе вкусно, но я, с тех пор как развернул однажды вот такой сверток с ланчем и обнаружил там зажаренные телячьи мозги, приучился относиться к сандвичам Молли с крайней осторожностью. Лесли, которая ест все подряд и почитает заливное из угрей изысканным деликатесом, принялась с аппетитом закусывать, но Беверли никак не решалась.

— Если я съем сандвич, это наложит на меня какие-либо обязательства перед тобой?

— Не переживай, — улыбнулся я. — Если что, у меня тут есть освежитель воздуха.

— Это не шутка, — нахмурилась девушка. — У мамы в доме есть один тип, который в 1997 году явился конфисковать часть мебели. Одна чашечка чая с печеньем — и все, он никогда больше не покидал нашего дома. Я прозвала его Дядюшка Бейлиф. Он у нас служит, чинит всякие вещи, прибирается — и мама никогда, никогда его не отпустит. Вот поэтому, — сказала Беверли, ткнув меня в грудь указательным пальцем, — я и хочу знать, каковы твои намерения относительно этого сэндвича и меня.

— Мои намерения абсолютно честны, — заверил я ее. И вдруг вспомнилось, как близок я был к тому, чтобы отведать чаю с пирожными в гостиной Мамы Темзы.

— Поклянись своей силой, — потребовала Беверли.

— Да нет у меня никакой силы, — сказал я.

— Логично, — заметила она. — Тогда поклянись жизнью матери.

— Вот еще, — возмутился я. — Что ты как ребенок, в самом деле?

— О'кей, — фыркнула Беверли, — тогда я сама куплю себе поесть.

Она выскочила из машины и обиженно зашагала прочь, не потрудившись захлопнуть дверцу. Я отметил, что она сначала дождалась, пока утихнет ливень, и только потом начала истерить.

— Это правда? — спросила Лесли.

— Что ты имеешь в виду?

— Колдовство, еду, обязательства, волшебников — и того Бейлифа? Боже мой, Питер, это же как минимум незаконное лишение свободы!

— Кое-что — правда, — сказал я. — Не знаю, впрочем, что именно. Думаю, быть хорошим магом как раз и означает уметь отличать истину от вымысла.

— Неужели ее мать действительно богиня Темзы?

— Она так считает, и я, когда увидел ее, сначала вполне в это поверил, — сказал я. — Она обладает реальной силой, и в связи с этим я настроен воспринимать ее дочь как дочь богини. Пока не выяснится обратное, по крайней мере.

Лесли перегнулась через спинку переднего сиденья и пристально посмотрела мне в глаза.

— А ты умеешь колдовать? — тихо спросила она.

— Я знаю одни чары.

— Покажи.

— Не могу, — сказал я. — Иначе твоя гарнитура взорвется вместе с магнитолой и, возможно, системой зажигания. Свой телефон я убил именно так — он был у меня в кармане, когда я упражнялся.

Склонив набок голову, Лесли устремила на меня недоверчивый взгляд.

Я уж было собрался начать доказывать, что не вру, как вдруг в стекло моей дверцы постучали. Это оказалась Беверли.

— Дождь, если хотите знать, уже кончился, — заявила она.

И мы с Лесли вылезли из машины. Что, учитывая изначальное намерение казаться незаметными и притворяться, что мы просто мило болтаем, доказывало нашу неопытность в деле слежки за подозреваемыми. В нашу защиту могу сказать, что мы два года проходили в форме, а констебль в форме просто обязан быть заметным.

Должно быть, у Беверли было очень хорошее зрение, потому что курьера она заметила, еще когда он только вывернул из-за угла Шефтсбери-авеню. Он шел очень неторопливо и катил велосипед рядом, держа руль обеими руками. Мне это показалось подозрительным. Присмотревшись, я понял, что заднее колесо сильно погнуто. Мне вдруг стало очень не по себе, но я никак не мог понять, из-за чего.

Где-то рядом залаяла собака. Позади нас мама вразумляла маленького ребенка — тот плакал и просился на ручки. Я слышал, как дождевая вода стекает в сток, и внезапно понял, что тщательно прислушиваюсь, стараясь уловить, — что именно? А потом услышал — высокий, тонкий, визгливый смех, который плыл, казалось, откуда-то издалека.

Курьер выглядел вполне обычно. Одет он был в очень плотно прилегающий черно-желтый велосипедный костюм (наверняка больно такой носить). На плече висела сумка с прикрепленной к ремню рацией, на голове был бело-голубой шлем. У курьера было узкое лицо с тонкими бледными губами и острым носом. Но меня встревожили его пустые глаза. И еще мне очень не нравилось, как он шел. Искореженное заднее колесо задевало за вилку, и с каждым его оборотом голова курьера неестественно дергалась. Я подумал, что близко его лучше не подпускать.