Колдун - Кай Вэрди

Поняв, что сейчас фрицы просто-напросто выйдут цепью и его легко обнаружат, Мишка, застонав, уткнулся носом в землю.

— Идиот! Какой же я идиот! Так глупо попасться! — простонал он.

Повернувшись на спину, Мишка охнул от боли — правее позвоночника в спину вонзилось что-то твердое. Перевернувшись на бок и протянув руку, он нащупал пистолет, о котором напрочь позабыл. Достав его и выставив перед расширившимися от удивления глазами, Мишка чуть улыбнулся. «Повоюем еще. Сдохнуть я всегда успею!» — пронеслась в голове мысль, проясняя сознание.

Парень осторожно приподнялся над травой. Мотоциклы стояли у леса рядком, перед ними ходили два фрица с автоматами. Остальных видно не было — очевидно, искали его следы. Артиллерия продолжала утюжить немецкое расположение в деревне. Бежать в лес? Его там будут искать. Глупо. И Мишка решил попробовать пробраться через поле. Он очень надеялся, что радист успел уйти.

Развернувшись, парень шустро пополз по полю, понимая, что оставляет за собой шикарный след. Но встать на ноги означало однозначно подписать себе смертный приговор. Немцы продолжали прочесывать лес, часовые у мотоциклов тревожно поглядывали на занимавшееся со стороны деревни огнем поле.

Добравшись до дороги, он, оглядевшись, скатился в овражек. Там поднялся на ноги, и, проклиная все камни на свете, а вместе с ними ветки и колючую, жесткую траву, ранившую уже и так сбитые босые ноги, пошел по оврагу. Колючие заросли терна надежно скрывали его от посторонних глаз.

Со стороны дороги послышался рев мотоциклов — похоже, немцы поняли, что прочесать лес десятком человек не получится, и, скорее всего, помчались за подмогой. Но парня это уже не волновало.

Овраг закончился раньше, чем того хотелось. Перед Мишкой простиралось поле. За оврагом дымила пшеница. Оглядевшись, он заскочил в высокую рожь, и, пригнувшись, пошел наискосок к лесу.

Не рискуя разогнуться, он так и шел на полусогнутых, помогая себе руками. Отойдя довольно далеко, Мишка сел, и, стащив с себя осточертевший немецкий китель, попробовал разорвать его. Разодрать на полосы удалось только спину, и то с огромным трудом.

Кое-как замотав ступни добытыми из кителя полосами, Мишка облегченно вздохнул. Сбитые до невозможности ноги продолжали страшно болеть, дергать и гореть огнем, но стало определенно легче. Несмотря на боль, отмечавшую каждый шаг, он продолжал упрямо идти. Добравшись до леса на одном упрямстве, он наконец смог разогнуть простреливавшую болью из-за непривычного положения поясницу и выпрямить сводившие судорогами ноги. От разгоравшегося боя дрожала земля. Над головой натужно гудели бомбардировщики. Им навстречу неслись наши истребители. Завязался воздушный бой.

Позволив себе десять минут отдыха, Мишка, не обращая внимания на взрывы, поспешил в родное расположение.

Дорога, вдоль которой пробиралась Тамара, делала крутой поворот в сторону, противоположную расположению батальона, и она с тоской смотрела на светлую ленту, прорезавшую поля. Ночная прохлада окутала своим дыханием тревожно оглядывавшуюся по сторонам одинокую фигурку. Зубы застучали. Потерев озябшие плечи руками, девочка, оглядевшись, двинулась к своим. Какое-то время ей еще удавалось скрываться за кустами, но вскоре она была вынуждена выйти на незащищенную растительностью дорогу.

Открытые пространства теперь пугали Тамару. Было очень страшно выйти из таких успокаивающих, темных кустов, надежно скрывающих ее, на светлую ленту дороги. Девочка понимала, что будет видна издалека, и понадобится лишь один выстрел, чтобы она на этой дороге осталась навсегда.

Поежившись, Тамара глубоко вздохнула, и, крепко зажмурившись, в два прыжка добежала до дороги, пулей перелетела через нее и рухнула в спасительную траву за обочиной. Ничего не произошло. Никто не стрелял, немецкой лающей речи слышно не было. Приподнявшись над травой, Тамара внимательно всматривалась назад. Вокруг царила тишина.

Наконец решившись, девочка, дрожа, поднялась в полный рост. Сделала один шаг, второй, и, вдруг сорвавшись на бег, помчалась по полю, утопая в предутреннем тумане, белым покрывалом стелющимся по земле.

Внезапные взрывы за спиной заставили рухнуть наземь, в ужасе прикрывая голову руками. «Это же наши… Артиллерия уничтожает немцев в Сосенках…» — вспомнила Тамара, и, приподнявшись, села. Вокруг нее расстилался поднимающийся от земли густой туман, и девочке вдруг показалось, что она очутилась в пушистом облаке. Улыбнувшись, она перевела взгляд туда, где алело зарево и вздымались вверх поднятые взрывами кубометры раскаленной почвы. Полюбовавшись на маленький локальный ад, устроенный нашими фрицам, девочка уже уверенно поднялась на ноги и побежала к леску, выдававшемуся косой глубоко в бескрайние поля, в котором расположился их батальон.

Добравшись до лагеря, Тамара бегом бросилась к майору.

— Руслан Яковлевич! Там немцы людей привезли! Наших! Там женщины и дети! Много! — ворвавшись в блиндаж, задыхаясь, сумбурно закричала Тамара, вздрагивая от близких разрывов авиабомб. — Скажите самолетам, там нельзя бомбить!

Командиры во главе с Федотовым оторвались от карты и уставились на тяжело дышавшую после быстрого и долгого бега девочку. Семеныч подскочил и быстро согнул Тамару в поясе.

— Забыла, как учил дышать? Не хватай ртом воздух! — сердито заворчал он. — Упрись руками в колени! Вот так…

— Мишка где? — тревожно спросил Черных. — А радисты? Ты почему одна?

— Какие люди, Тамара? Где? — склонился перед девочкой старший минометного отделения Рыжов. — Где бомбить нельзя?

Тамара заметалась взглядом по лицам окруживших ее мужчин, растерявшись от сыпавшихся со всех сторон вопросов.

— Тамара, расскажи по порядку, — присел перед девочкой на корточки Божко.

Кивнув, Тамара выпрямилась, принимая из рук Божко кружку с водой, и сделала большой глоток.

— Мишка там остался, за Сосенками. В деревне жителей мы не нашли, и он велел возвращаться. Радисты решили остаться с ним. Один в овраге, а второй ушел в лес, — начала Тамара. — Я… Я не могла прийти просто так… Я же в разведку пошла… — бросила она виноватый взгляд на Федотова. Тот тихо чертыхнулся и опять уставился на опустившую голову девочку. Глубоко вздохнув, Тамара снова подняла голову. — Я пошла к немцам, туда, где они расположились. Пробраться не смогла, там заслон, пулеметчики сидят. Я видела, как людей привозили… Наших. Видимо, жителей с окрестных деревень. Или еще откуда, не знаю… Они измученные все. Там старики были… И дети. Только не маленькие уже, такие, как я, и чуть поменьше… Много. Они связанные все. Руки связанные… — рассказывала Тамара.

— Много — это сколько? — нахмурился Черных.

— Не знаю… Не могла посчитать. Восемь машин, такие, как полуторки, только крытые. И там их, видимо, битком набили, люди там даже умирали. Я видела, как выбрасывали умерших, — передернулась Тамара. — Вернее, я видела восемь машин, а сколько их вообще было… Немцы их ждали. Людей выстроили в колонну и погнали прикладами туда, к себе. Потом опять спрятались, и ждали следующую машину… Потом я ушла. Боялась, что рассветет, и я не успею рассказать… — снова опустила голову девочка, почти прошептав последние слова.