Как Китай стал капиталистическим - Нин Ван

Таким образом, рост негосударственного сектора китайской экономики был обусловлен не только его преимуществами и динамичностью, но и недостатками государственных предприятий. Негосударственный сектор редко воспринимался как частный сектор, противостоящий социалистической идеологии. В нем видели дополнение к государственному сектору экономики и разрешали ему существовать вне сферы строго государственного контроля. Китайское правительство могло запросто его уничтожить, если бы захотело, как это делал Мао Цзэдун: кампания против экономической преступности в начале 1980-х годов наглядно это продемонстрировала. Почему же социалистическое правительство Китая позволило негосударственному сектору экономики расти и развиваться?

Экономические реформы в Китае на первом этапе отличало важное преимущество: политический истеблишмент по большей части не был движим корыстью[118]. Несмотря на исторически сложившиеся напряженные отношения между центральным правительством и местными властями, а также на наметившийся конфликт между государственным и частным секторами экономики, политическая элита единодушно стремилась превратить Китай в богатое и могущественное социалистическое государство. Чэнь Юнь отдавал предпочтение госсектору и централизованному планированию потому, что верил в превосходство социализма над капитализмом, и китайское руководство в большинстве своем в той или иной степени разделяло его мнение.

На протяжении 1980-х и в начале 1990-х годов решающую роль в китайской политике играли два ветерана Коммунистической партии– Дэн Сяопин и Чэнь Юнь. Дэн Сяопина зарубежные эксперты всегда воспринимают как архитектора экономических реформ, Чэня же они, как правило, считают осторожным консерватором. Действительно, на первый взгляд Чэнь Юнь представлял собой полную противоположность Дэн Сяопину. Дэн был вождем коммунистов с большим опытом военного командования, в то время как Чэнь редко принимал непосредственное участие в военных и политических кампаниях, отвечая в основном за финансы и экономику. В отличие от Дэна Чэнь Юнь с глубоким скепсисом относился к быстрому росту экономики, который, по его мнению, мог создать больше проблем, чем был способен решить. Провал «большого скачка» при Мао Цзэдуне и «скачка вовне» при Хуа Гофэне только укрепил его в этом мнении. Чэнь Юнь больше верил в централизованное планирование и коллективную собственность. Но, в отличие от Мао Цзэдуна и большинства других китайских вождей, не особо разбиравшихся в современной экономике, Чэнь в молодости учился в Шанхае. Он слишком хорошо знал, что такое частный бизнес, чтобы верить в «чистый» социализм и в полный отказ от частной собственности и рыночных сил. Разногласия между Дэн Сяопином и Чэнь Юнем достигли такой глубины, что в 1980 году Постоянный комитет политбюро ЦК КПК редко собирался на заседания (Tang Jisheng 2004: 341–342). Вместо этого Дэн Сяопин просто приглашал к себе домой Ху Яобана, Чжао Цзыяна и других руководителей; Чэнь Юня он посещал всего один раз в году. И все же привычка видеть в Дэне реформатора, а в Чэне – консерватора помогла укорениться упрощенному, черно-белому пониманию роли китайских лидеров, весьма далекому от истины.

Противоречия между Дэн Сяопином и Чэнь Юнем не были следствием какого-либо конфликта интересов или идеологических споров, хотя Чэнь, несомненно, выказывал больше преданности идеям социализма. Как признает большинство исследователей, раскол в китайском правительстве замедлил ход экономических реформ; при этом мало кто осознает, что расхождения между Дэном и Чэнем помогли сохранить атмосферу политической толерантности, столь не похожую на обстановку времен Мао Цзэдуна. Одновременное присутствие двух лидеров на политической сцене и их разногласия по ряду вопросов невольно покончили с «театром одного актера», в который превратилась политическая жизнь в эпоху Мао. Несмотря на все различия и несходство взглядов, Чэнь Юнь и Дэн Сяопин исповедовали прагматический подход (политические обозреватели, как правило, упускают этот момент). Высказывание Чэнь Юня «Не ориентироваться на вышестоящих, не ориентироваться на книги, а ориентироваться на факты» стало важной частью возобладавшего после смерти Мао прагматического подхода, за который выступал Дэн Сяопин.

Эта особенность политической жизни сильно повлияла на ход экономических реформ в Китае. Большинство китайских политиков были готовы сменить свои взгляды, осознав, что те не соответствуют действительности. Их сомнения и отказ от некогда непререкаемых истин создали условия, благоприятствовавшие переменам и восприятию новых идей. Дэн Сяопин, Чэнь Юнь и другие китайские вожди постмаоистской эпохи были не мудрее своих предшественников, просто трагедия «большого скачка» и катастрофа «культурной революции» подточили их веру в какие-либо теории. Раз социализм постигла такая неудача, тогда всемогущая идеология – не что иное, как роковой самообман. Убежденность в этом объединяла Чэнь Юня и Дэн Сяопина: оба придерживались прагматического, экспериментального подхода к реформе. Хотя Дэн Сяопин, Чэнь Юнь и другие ветераны партии заняли командные посты, ни один политический лидер после смерти Мао не мог навязать свою волю партии, как это часто делал «великий кормчий». Это способствовало становлению и развитию более открытого мировоззрения. Либеральный политический курс генерального секретаря ЦК КПК Ху Яобана в начале 1980-х годов – еще одно свидетельство глубинных изменений во взглядах членов партии[119].

Но лучшим свидетельством того, что китайские политические деятели стремились изменить глубоко укоренившиеся взгляды, являются дебаты о централизованном планировании и рыночной экономике. В процессе дискуссии стало ясно, что сопротивление рынку как координирующему механизму происходит на идеологическом и интелллектуальном уровнях. С идеологической точки зрения рынок обвиняли в том, что он является главной причиной различных неурядиц в рыночной экономике, включая безработицу, инфляцию, макроэкономическую нестабильность и рецессии. И поскольку китайские коммунисты до этого времени безоговорочно воспринимали марксизм как высшую истину, им было трудно оценить преимущества рыночной системы в силу интеллектуальных барьеров. Так, Мао однажды предложил вернуться к бартеру, чтобы раз и навсегда покончить с экономическим неравенством. Как следствие, даже провал многих радикальных программ, инициированных Мао Цзэдуном, объяснялся тем, что «великий кормчий» отклонился от социалистического курса и принципа централизованного планирования. Для Чэнь Юня и многих других партийцев, не согласных с Мао, его неудачи лишний раз свидетельствовали в пользу социализма.

Однако неутешительные результаты работы государственных предприятий в сравнении с частным сектором заставили китайских лидеров смягчить свою позицию. Централизованное планирование постепенно ослабили до того, что разрешили одновременное существование «директивного плана» и «рекомендательного плана» – первый представлял собой вариант традиционного плана, спускаемого сверху для обязательного исполнения, второй носил рекомендательный характер и не был обязывающим. Со временем значение рекомендательного плана выросло. Благодаря этому государственные предприятия получили большую экономическую свободу. Не меняя структуру собственности, они постепенно стали восприимчивее к влиянию рыночных сил. Та часть китайской экономики, которая не была охвачена централизованным планированием, продолжала расти и развиваться. Следует отметить, что китайским экономистам, выступившим за рекомендательное планирование, в том числе Лю Гогуану и Сюэ Муцяо, пришлось пережить трудные времена в 1982–1983 годах – во время кампании против «духовного загрязнения» (Tang Jisheng 2004: 188–189, 196–199). Тем не менее свободы, полученные благодаря рекомендательному планированию, не были полностью утрачены ни в экономике, ни в политике. Более того, в апреле 1981-го состоялась общекитайская конференция, на которой обсуждалось рекомендательное планирование с целью его дальнейшего продвижения (Хае Muqiao 1996: 297–298).