Большая книга ужасов-35 - Мария Некрасова

– Какой милиции! – лютовала лошадь. – Где ты милицию видишь?! Не было ее!

– Как не было, повелитель? Я сам видел, и парень...

– Плевать мне, что ты видел! Этот малолетка – самоубийца, и немедленно отправится в ад! Приготовь место...

– Но, повелитель! – Человечек умоляюще взглянул на Никиту, и тот, наконец, сообразил, что надо что-то сказать. Смотреть спектакль было бы забавно, если бы речь не шла о нем. Кто такие эти двое – вопрос десятый, но что они говорят? Самоубийца? Ад? Упал с крыши?

– Я что, умер?

– А ты хотел только попугать? – ехидно спросила лошадь. – Чтобы отец отвязался с покраской комнаты, а мать сразу выздоровела, лишь бы ты не переживал, да? Я, парень, тебя насквозь вижу! Таких, как ты, в аду...

– Но, повелитель, он просто убегал! И не хотел, и не думал... – Маленький смотрел на Никиту с просительным ужасом: «Ну скажи уже что-нибудь, балда, видишь, начальство лютует?!»

– Не хотел, – подтвердил Никита, игнорируя, насколько мог, мысль о смерти. – Не хотел, убегал от милиции. Вы, вообще, кто такие? И какого черта...

– Я те покажу сейчас, какого черта! – Лошадь сделала шаг в сторону Никиты, и человечек повис у нее на ноге. – Мало тебе такого греха, чертыхаться вздумал?!

– Я атеист... Да что вообще происходит?!

– Атеист – еще лучше! – обрадовалась лошадь. – Что у нас там для атеистов? Найдется свободная сковорода?

Маленький сделал Никите круглые глаза и замотал головой типа: «Лучше помалкивай». Но кое-что объяснил:

– Перед тобой, мальчик, демон Гамигин, великий маркиз ада. Он пришел за твоей душой, если ты самоубийца.

– А по-моему, это лошадь... Кто самоубийца, я?!

– Нет, я! – неоригинально парировал Гамигин. – Собирайся, у меня за последний час еще пять тысяч таких, как ты! – Он крутанулся вокруг себя, и вот на Никиту уже недобро смотрит человек. Самый обычный: лысый, худощавый, в длинном плаще... Неужели и правда демон?!

Маленький лебезил перед ним и тянул за полы плаща.

– Повелитель, это ошибка! Он поскользнулся – вот и все. Правда же, Никита? Ну скажи!

Собственное имя, произнесенное этой сувенирной фигуркой, оглоушило и заставило, наконец, прозреть. Нелепая новость была в том, что он умер. Он-он, Никита, можно не оглядываться, никого здесь больше нет, кроме него и этих двоих. Сидел на крыше, упал и умер.

Осознавать это было странно, жалко, но ни капельки не страшно, вот в чем штука. Страшно было, когда нога застряла между прутьями перил, страшно было висеть над землей, балансируя пузом, а сейчас, когда уже все случилось, чего бояться? Было жалко, и все. Себя, родителей. Вроде планов никаких не строил, а все равно, как будто что-то не сделано... И не будет сделано никогда! ...И ясно теперь, почему все вокруг серое и ничего не болит... И чего эти пристали со своим адом?

У Никиты странно закололо в переносице: разве мертвые плачут? А этот мелкий лебезеныш заметил и потянул его за штанину, как собачонка:

– Ну скажи, что ты не виноват! – Как будто от этого станет легче. Вот заботы у этих двоих: выяснять, кто как упал с крыши...

– Как же не виноват! – Маркиз Гамигин важно развалился на лавочке и, кажется, раздулся в размерах. – Я эту породу знаю! Сперва: «Жить не хочу, сигану с крыши, пусть все рыдают!», а потом: «Я не хотел, простите, дяденька!»... В ад его – и дело с концом! Много вас таких! – Он испытующе уставился на Никиту: «Попробуй, мол, скажи, что я не прав!» – а маленький опять потянул его за плащ:

– Но, повелитель!.. Ну, Никита! – Казалось, он добавит сейчас: «Мальчики, не ссорьтесь!» или еще какую-нибудь ерунду, совершенно не подходящую к случаю. Эти двое со своей сценкой «добрый опер и злой опер» выглядели как дураки на фоне случившегося.

– Да пошли вы! – Никита развернулся и сам пошел прочь. Во двор, в школу, какая разница! Лишь бы эти отвязались! Но эти отвязываться не хотели.

– Погоди-погоди! – Маленький догнал его и опять вцепился в штанину. – Ты что же думаешь, в аду пряниками кормят?! Извинись сейчас же и моли о помиловании!

– И не подумаю. Мне пофиг на пряники, я умер, понимаешь?

– Ну и что? – не сдавался маленький. – Жить-то надо! Вот и подумай, как ты будешь жить, в аду на сковородке или...

Никита притормозил. В абсурдном замечании маленького был свой резон: умер-то он умер, а руки-ноги – все на месте, даже двор не делся никуда...

– И что я теперь, не исчезну? Так и буду болтаться, да?

– Ну болтаться без дела ты не будешь. – Маленький за штанину деликатно потянул его в сторону лавочки. – Ты можешь попасть в рай, в ад, можешь вообще никуда не попасть, но это не твой случай. Но поверь мне, демону, в аду жизнь – не сахар, и лучше туда не попадать, если есть такая возможность. У тебя она есть. Пока что.

– Если я хорошенько попрошу этого коня педального?

– Тщ-щ! – Маленький смешно замахал руками. – Услышит. Хорошенько попросить, Никита, мало, надо еще доказать, что ты чист, спасти, так сказать, душу.

– Ну и как ему доказывать? Свидетелей привести? – Никита впервые вспомнил про Дэна и Леху: где-то они теперь? В милиции? Или убежали? Живы? Или может быть...

– Никаких свидетелей не надо, – успокоил маленький. – Просто нужно пройти небольшие испытания, чтобы доказать, что ты безгрешен и в ад тебя забирать нельзя.

– Какие еще испытания? Что за сказки?

– Не сказки, а жизнь. Подойди теперь к Гамигину и скажи, что ты готов доказать свою невиновность.

– И он меня сразу послушает!

– Послушает.

– Бред какой-то.

– Не бред, а спасение души. Иди давай, не тушуйся. Потом мне спасибо скажешь.

– А если не пройду?

– Попадешь в ад! – пообещал Гамигин. За разговором Никита не заметил, как они подошли обратно к скамейке. – Значит, ты готов?

– Ну вы же все равно не отвяжетесь...

– Разговорчики! Спасение души – это тебе не шутки, если не уверен, лучше сразу откажись.

– И попадешь в ад! – предостерег маленький, чтобы Никита не вздумал отказываться.

– Ладно-ладно. – Никиту не очень-то волновало, куда он там попадет, но надо же было что-то делать, просто чтоб не сойти с ума от новости: он умер. Надо было чем-то заниматься, а не бродить по двору, пытаясь осознать случившееся.

– Хорошо, – смягчился Гамигин. – Что там на нем есть, кроме крыши? – Вопрос был адресован мелкому.

Мелкий запрыгнул на лавочку, достал откуда-то маленький пружинный блокнот и залистал:

– Не так уж чист для своего возраста... Ой! О-ой! Парень, да ты...

– Что? – Никита даже занервничал и сам начал припоминать, что он такого нагрешить успел за тринадцать-то лет. Ничего серьезного, правда-правда. Но мелкий был очень недоволен.