Прайм-тайм - Хенк Филиппи Райан

Только вот Джош не выглядит пойманным в ловушку. Он тянется к портфелю в углу скамейки, достает оттуда газету и протягивает мне.

Газета называется «Вермонтский индепендент» и, судя по выходным данным, издается в Монпелье для южной части Вермонта. А на первой странице — огромный некролог о почетном жителе штата. О нелюдимом, но так любимом всеми бывшем главном директоре, и так далее и тому подобное, Маккензи Бриггсе.

— Мне доставляют «Индепендент» в Бэкстер, — разъясняет Джош, — подписался, просто чтобы быть в курсе, что у нас там творится. Вот и увидел некролог. — Он забирает газету обратно. Ну что ж, достойный ответ, думаю я.

— Понятно, — отвечаю так, словно этот вопрос вовсе не был для меня важен. — Так ты говорил мне… что кого-то встретил на похоронах?

— Ну да, — отзывается Джош с горящим взглядом. — И подумал, тебе это может показаться интересным. Собирался позвонить тебе сразу после того, как похороны закончатся, а ты оказалась там!

Не пойму, почему Джош ведет себя так, словно между нами по-прежнему все прекрасно. Разве ему не следует, по крайней мере, защищаться активнее?

— Так вот, — продолжает Джош, — я видел… Уэса Расмуссена. Разве не странно? С какой стати Расмуссену появляться на похоронах Мэка Бриггса? Что Расмуссен был знаком с Форманом, по «Азтратеху», это ты и так знала. И знала, что Формана и Бриггса связывала переписка. Но я решил, что тебе будет любопытно получить явное доказательство того, что и у самого Расмуссена были какие-то дела с Бриггсом.

Я слишком ошарашена, чтобы отвечать, и Джош рассказывает дальше, размахивая чайной ложечкой.

— Знаю, знаю. Мне лучше предоставить расследование опытному репортеру. Но вот еще кое-что, — говорит он. — Надеюсь, тебя это не расстроит: я подошел к Расмуссену и сказал ему, что Брэд Форман наш общий знакомый. Просто хотел посмотреть, как он отреагирует. И вот что самое поразительное: он узнал во мне преподавателя английского. Кто мог рассказать ему обо мне? И зачем?

Ох, да он неотразим. Этот Джош просто-напросто неотразим. Вот только сейчас его хитроумной легенде предстоит развалиться на кусочки под грузом его собственной неуклюжести — и мне остается лишь слегка подтолкнуть этот ненадежный карточный домик.

— Значит, ты подошел к Уэсу Расмуссену, — говорю я. — Интересно. А как ты узнал, что это он?

Джош снова выглядит озадаченно.

— Я тебе о нем не рассказывала, — продолжаю я, скрестив руки перед собой. — Выходит, ты знал его еще до этого, не правда ли? До нашего длинного разговора в машине, когда ты так заинтересовался моей историей. Когда пытался выяснить, как много мне известно.

— О чем ты? — спрашивает он и наклоняется ко мне, облокачиваясь на стол. — Разумеется, это ты рассказала мне о Расмуссене. Не помнишь? Ты рассказывала о «Миранде» и обо всех ее владельцах.

— Я… — пытаюсь перебить его.

— Что все это значит, Чарли? — Взгляд Джоша ожесточается. — Почему ты ведешь себя так, словно я в чем-то виноват? Как я мог узнать о Расмуссене, если ты мне о нем не говорила, черт возьми?

В этом я не могу ошибаться. Я вывела его на чистую воду, и теперь остается только продержаться до конца и добить его.

— Вы знакомы еще с того вечера, который он устраивал! — парирую я. — Там же ты познакомился с Брэдом, помнишь? На званом обеде — организованном Расмуссеном. А потом ты передавал ему все сведения, которые поверял тебе Брэд. И когда ты узнал, что я интересуюсь спамом, то и меня заставил распустить язык. Что он пообещал тебе взамен, льготные цены на акции «Азтратеха» или еще что-нибудь?

Мое блистательное разоблачение почему-то не повергло Джоша в трепет. Он отпивает еще немного кофе, берет ложечку и медленно помешивает оставшуюся на дне гущу.

Когда наконец Джош поднимает на меня взгляд, по его лицу нельзя догадаться, о чем он думает. Он убирает с коленей салфетку и кладет ее на стол.

— Не знаю, что тебе сказать, Чарли, — медленно произносит он. — Не так я рассчитывал провести сегодняшний вечер. — Джош оставляет на столе сдачу — несколько монет звонко ударяются о пластмассу. — Я прекрасно провел с тобой время — и в тот день, когда мы познакомились у меня в кабинете, и потом, во время спектакля. Мне не хотелось быть назойливым: я ведь знаю, что ты занята своим рейтинговым сюжетом, тем более больше мне ничего не известно о твоей жизни. Честно говоря, я надеялся, что мы сможем как-нибудь еще увидеться, и, что греха таить, приехал на похороны во многом из-за того, что рассчитывал встретить там тебя. — С печальной улыбкой он продолжает: — Я собирался на несколько дней съездить к себе на Джордан-Бичроуд и подумал, вдруг ты будешь не против присоединиться ко мне, заехать в гости. Никаких телефонов, имейлов, только сельское уединение. Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить.

Наверное, в эту секунду у меня отвисает челюсть.

— Но видимо, ничего не получится, — заканчивает Джош, склоняясь за портфелем. — А насчет Уэса Расмуссена? — добавляет он, вылезая к проходу из угла пластмассовой скамейки. — Его точно не было среди гостей на той вечеринке, где мы познакомились с Брэдом. — Он начинает подниматься из-за стола, но останавливается. — Мне удалось опознать Расмуссена, потому что кто-то назвал его по имени. Какое удачное совпадение, я еще тогда подумал. И подумал, тебе это покажется… — медлит Джош, криво усмехаясь, — занятным. — Он уныло качает головой. — В общем, я не знаю, что ты там думаешь обо мне, но в любом случае это неправда. Признаюсь, я так увлекся тобой… — Джош встает и, опершись ладонями о стол, склоняется ко мне.

Я не могу отвести от него глаз. У меня отнимается язык, а в голове царит полный хаос. Внезапно он меняется в лице.

— Вообще, не представляю, — в его голосе сквозит горечь, — что ты там себе напридумывала. Видимо, ты намекаешь на то, что я выбрал роль подлого злодея в каком-то путаном журналистском сценарии. Это же полный бред. А я еще думал, у тебя на такие вещи настоящее чутье.

Джош напряженно замолкает, и я чувствую его гнев. Все пошло совсем не так, как планировалось, и кажется, я облажалась.

— Мне просто хотелось побыть частью твоей жизни, — говорит он. — И сделать тебя частью своей. Но думаю, с этой затеей покончено.

И вот я в отчаянии наблюдаю за тем, как он удаляется. Ушел. А я остаюсь наедине с остывшим кофе, зареванная и пристыженная.

Взбираюсь по подвальной лестнице, ведущей в вестибюль телестанции, думая о том, что этот день уже ничем не испортить.

И опять ошибаюсь.

В вестибюле, в одном из пухлых сероватых кресел из кожзама, сидит Мэлани Форман.

На Мэлани солнцезащитные очки, она судорожно сжимает в пальцах пальто, накинутое на печи. Лицо ее наполовину укутано в черный шерстяной шарф, так что я даже не сразу ее узнаю.

— Мэлани? — окликаю я женщину. — Что…