Три жизни - Гертруда Стайн

Потом однажды ему пришло письмо от Меланкты. «Я просто не могу понять, что такое ты делаешь со мной, Джефф Кэмпбелл, — писала Меланкта Херберт. — Я просто не могу взять в толк, Джефф Кэмпбелл, почему все эти дни тебя не было рядом со мной, вот только сдается мне, что это очередной из странных твоих способов быть хорошим, когда ты внезапно раскаиваешься в том, что сделал. Я никак не могу сказать, Джефф Кэмпбелл, что я в восторге от тех способов, которыми ты пытаешься быть хорошим, Джефф Кэмпбелл. Извините меня, доктор Кэмпбелл, но, боюсь, я больше не смогу выносить всего того, что вы со мной делаете. Я больше не смогу выносить вашу манеру делать вид, как будто я всегда была паинькой и лучше меня на всем свете нет, а потом — как будто я плохая, и ничего кроме презрения вы ко мне не испытываете. Я очень боюсь, доктор Кэмпбелл, что больше я подобное выносить буду просто не в состоянии. Я просто не в состоянии выносить, как вы каждый раз меняетесь. Боюсь, доктор Кэмпбелл, что вы не мужчина — по крайней мере, не настолько, чтобы вы заслуживали человека, который был бы все время рядом с вами и о вас заботился. Боюсь, очень-очень боюсь, доктор Кэмпбелл, что я вообще не хочу вас больше видеть, никогда в жизни. Прощайте, доктор Кэмпбелл, и желаю вам в жизни счастья».

Джефф Кэмпбелл сидел в своей комнате, очень тихо и очень долго, после того, как прочел письмо. Он сидел неподвижно и поначалу был очень зол. Как будто и он, в свою очередь, понятия не имеет, что значит страдать, и глубоко страдать. Как будто в нем недоставало силы оставаться столько времени рядом с Меланктой, даже не понимая, чего она, собственно, хочет. Он знал, что имеет полное право на эту злость, он знал, что никакой он на самом деле не трус. Он знал, что Меланкта много чего делала в своей жизни такого, за что ему было бы очень трудно ее простить. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что все это время изо всех сил старался быть с ней добрым, и верить ей, и быть верным, а теперь — и тут ему вдруг вспомнилось, как отчаянно Меланкта страдала той ночью, и он всей душой почувствовал, какая она замечательная, и тут Джефф понял, что, по правде говоря, он всегда и все ей прощал, и что, по правде говоря, ему так стыдно за то, сколько боли он ей причинил, и ему захотелось прямо сейчас бежать к ней и хоть как-то ее утешить. Джефф Кэмпбелл прекрасно отдавал себе отчет, что все, о чем ему рассказала Джейн Харден про Меланкту и про все те дурные вещи, которые она делала в прошлом, правда, но при этом ему вдруг страшно захотелось, чтобы Меланкта сейчас была рядом с ним. Может быть, она и впрямь научит его понимать, что к чему в этом мире. Может быть, она научит его, как примирить всю эту правду с его правом верить в нее и доверять ей.

Джефф сел и начал писать ей ответное письмо. «Дорогая Меланкта, — написал ей Джефф. — Мне совсем не кажется, что все, что ты написала в письме, которое я только что прочитал, которое ты мне прислала, правда. Мне совсем не кажется, что ты права и что ты с пониманием отнеслась ко всему тому, что я пережил, чтобы продолжать несмотря ни на что доверять тебе и в тебя верить. Мне совсем не кажется, что ты правильно понимаешь, как трудно бывает мужчине, который думает так, как я всегда думал, не думать, что те вещи, которые ты делала так часто, что нет в них ничего дурного. Мне совсем не кажется, Меланкта, что я был так уж и неправ, когда очень-очень рассердился, получив от тебя это письмо. Я прекрасно отдаю себе отчет, Меланкта, в том, что с тобой я никогда не был трусом. Мне было очень трудно, а я никогда и не говорил, что мне это было не трудно, так вот мне было очень трудно с пониманием к тебе относиться и знать при этом, чего ты на самом деле хочешь, и что ты имеешь в виду под всем тем, что мне все время говоришь. Я никогда не говорил, что тебе не было со мной трудно, когда я не мог сразу перестроиться и идти за тобой туда, куда тебя ведет. Ты сама прекрасно знаешь, Меланкта, что мне самому очень больно, и до самой глубины души, когда мне приходится тебе делать больно, но мне всегда хотелось быть с тобой по-настоящему честным. Я по-другому просто не могу с тобой, и я прекрасно отдаю себе отчет в том, что и мне тоже больно, и даже очень, когда я не могу так быстро перестроиться, чтобы следовать за тобой, куда тебя ведет. Я совсем не хочу выглядеть трусом перед тобой, Меланкта, и не хочу говорить того, чего не думаю. И если ты не хочешь, чтобы я с тобой был честным, Меланкта, ну что ж, тогда о чем мне говорить с тобой, и тогда ты права, когда говоришь, мол, не приходи, я больше не хочу тебя видеть, но если ты по-настоящему отдаешь себе отчет в том, что я чувствовал с тобой, и если ты по-настоящему отдаешь себе отчет, Меланкта, в том, как сильно я старался думать и чувствовать как ты, вот тогда я буду рад прийти и повидаться с тобой, и начать с тобой все заново. Я не хочу ничего сейчас говорить, Меланкта, о том, как скверно я поступал всю эту неделю, которая прошла с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз, Меланкта. Такие вещи вообще лучше не обсуждать, потому что никакого от этого толку. Единственное, что я знаю наверняка, Меланкта, так это что я очень стараюсь, но я никогда на свете не буду никаким другим с тобой кроме как честным, и следовать за тобой, и учиться у тебя, что к чему в этом мире, я смогу, наверное, не очень быстро, а только так, как смогу. Так что, пожалуйста, не говори больше глупостей, Меланкта, насчет того, что я все время меняюсь. Я никогда не меняюсь, никогда-никогда, и всегда буду делать только то, что считаю правильным и честным, и никогда я не пытался убедить тебя в обратном, и ты сама всегда прекрасно знала, что другим я не стану. Если захочешь, чтобы я завтра пришел к тебе и чтобы мы с тобой пошли погуляли, я буду очень рад, Меланкта. Ответь мне поскорей, чего ты хочешь, Меланкта, чтобы я для тебя сделал.

Твой всегда и во всем Джефферсон Кэмпбелл»

«Пожалуйста, Джефф, приходи», — написала ему в ответ Меланкта. К Меланкте Джефф шел очень медленно, но на душе у него было радостно, что он к ней идет. Меланкта тут же выбежала к нему навстречу, очень быстро, как только увидела его из того места, где она стояла и смотрела, не идет ли он. Они вдвоем зашли в дом. Они были страшно счастливы, что снова вместе. И были друг с другом очень милы.

— А я ведь и вправду подумал, Меланкта, что на этот раз ты наверняка совсем не захочешь никогда меня больше видеть, — сказал ей Джефф Кэмпбелл, когда они опять начали говорить друг с другом. — Ты и вправду заставила меня подумать, честное слово, на этот раз, Меланкта, что все кончено, и что у нас с тобой больше ничего не будет, и я чуть с ума не сошел, и так мне было горько, Меланкта.

— Ну, ты ведь и вправду очень плохо со мной поступил, Джефф Кэмпбелл, — ласково сказала Меланкта.

— Я же и не говорю, что ты не права, Меланкта, — ответил Джефф, и почувствовал, что в нем так и поднимается откуда-то из глубины жизнерадостный смех. — У меня и в мыслях не было что-то подобное тебе говорить, Меланкта, но все-таки, Меланкта, если по правде, если честно, то я думаю, что плохо я с тобой поступил ровно настолько, насколько ты сама того заслужила.

Джефф обнял Меланкту и поцеловал. Потом он вздохнул и долго и молча сидел с ней рядом.

— Да уж, Меланкта, — сказал он, наконец, и рассмеялся, — да уж, Меланкта, во всяком случае никак не скажешь, если у нас и в самом деле когда-нибудь получится стать настоящими друзьями, тогда уже никак не скажешь, ни за что на свете, что мы с тобой мало старались и недостаточно выстрадали эту награду, если у нас, конечно, когда-нибудь это получится.