Оранжевый парус для невесты - Вера Копейко

– А то же, что и твой дед. Ох, а это-то откуда? – Он указал на странные находки, вынутые Андреем из проеденного термитами ларя.

Андрей прикусил губу. А что делал его дед? Ну валенки подшивал. Он помнит, ему приносили, когда он лет в пять провел тут лето. Люди к зиме готовились.

– Кумекаешь? Валенок-то нету у народа? А людям надо… Я могу рассказать тебе о валенках все, – говорил дедок. – Ничего нет лучше для сугрева.

– А водка? – спросил Андрей.

– Э, милый, не то. Надел валенки – сразу кровь разогрелась, даже если валенки с холоду принес. А от ног – всему телу тепло. А похлебать щец при этом – у-у…

– Рассказывай… – фыркнул Андрей. – Может, когда и были валенки теплые, но я поносил в училище, знаю.

– Ты, парень, нашивал казенные. А говорю про те, что руками валяны.

– Их что, и сейчас можно руками валять? – В голове Андрея мысли завертелись.

– Да почему нет-то? Без рук, что ли? Когда сам катаешь из хорошей шерсти, весь прощупаешь своими пальцами. Они выходят мягкие, прочные, в них тепло от живой овечьей шерсти. Это тебе не фабричные, в которых и ваты напихают, кислотой обольют. Такие протопчешь за одну зиму. А от деревенского мастера двенадцать лет будешь носить и ни разу не подошьешь.

– Та-ак, – сказал Андрей, – пойдем в дом.

Он быстро собрал на стол, угощал и подливал рассказчику в стакан. Сам он не пил ничего, кроме чая.

– А сколько пар выйдет с одной овцы?

– Да одна пара будет. Если овца, конечно, хорошо кормлена. Да если умело обойдешься с шерстью.

– Это как же?

– Постираешь, на колоду правильно положишь. У нас в деревне держат бабы и коз, и овец.

– А куда шерсть девают?

– Скупщики ездили, да что-то давно носа не кажут. Так, прядут бабки, кто умеет, или складывают. Главное для валенка – шерсть. Если хочешь пофасонистей – бери козью, мягкую. Попроще – овечью. Но и она разная.

Сосед еще долго сидел у Андрея, вспоминал, рассказывал. Потом встал, не качаясь, и ушел.

Андрей закрыл вьюшку прогоревшей печи, помыл посуду. А в голове вертелось – все равно ему здесь зимовать, так почему не попробовать? Только надо место найти, не в доме же устраивать цех. Как он понял, дело это вонючее, жаркое, не розами пахнет.

Он лег на продавленный диван, пружины скрипнули, в голове всплыл скрипучий голос старика: «Кабы я был помоложе, откупил бы водокачку и завелся бы с валенками, ей-богу».

Андрей хорошо помнил водокачку. Круглая, из красного крепкого кирпича, она всегда украшала деревню. Он проходил мимо нее со станции, обратил внимание, что она, похоже, заброшена. Утром он проверит, решил Андрей. Он заснул быстро, как человек, принявший решение, но пока не облекший это решение в слова.

Он открыл глаза и вскочил с дивана. Быстро оделся, сунул ноги в сапоги и почти побежал к водокачке. Дверь оказалась закрыта на проволоку, он размотал, вошел и крикнул, как в детстве, когда спрашивают эхо о чем-то важном.

– Нада-а-а? – взвился голос Андрея.

– Да-да! – отозвалось эхо.

Он засмеялся, эхо подхватило.

– Еще есть вопросы? – обратился к себе Андрей.

Дома он заварил себе крепкого чаю, выпил – и к тете Мане в сельсовет, а если по-новому, то в администрацию. Когда-то бабушка брала у Маниной матери козье молоко.

Когда он рассказал, зачем пришел, она коротко сказала:

– Бери.

– Сколько я должен заплатить?

– Плати, сколько есть.

– Один доллар устроит?

– Смеешься? А где я тебе сдачи возьму?

Он вскинул брови.

– Думаете, сколько я выну из кармана? – удивился он.

– Стольник, сколько еще. Разве они бывают у кого мельче?

– Бывают.

– Рисованные, что ли?

– Стольники бывают рисованные, а которые по одному – нет.

Они посмеялись, он протянул ей бумажку в один доллар, которую держал в кошельке давно. Чтобы деньги водились.

Тетя Маня с сомнением покрутила бумажку, провела под носом, как проводят картонкой, пропитанной духами для пробы в дорогих магазинах. Андрей знал этот жест. А тетя Маня нет.

– Ладно. А чего ты там станешь делать?

– Валенки валять, – сказал он.

– Да-а… Бывают больные и при долларах тоже. Флаг тебе в руки, сынок.

Андрей, приступая к новому делу, решил подготовиться основательно, а не только воспользоваться знаниями соседа. Он поехал в Тверь – туда ближе, чем в Москву,- в областную библиотеку и узнал о валенках много удивительного. Как утверждает великий историк Карамзин, валенки носили еще во времена князя Святослава. А пришли они к русским людям от тюркских народов, которые покрывали войлоком свои дома и пол в них.

Чем больше вникал он в тонкости производства, тем все больше убеждался, что расхожую фразу «Прост, как валенок» можно отнести только к его форме.

Вернувшись из Твери, Андрей призвал своего учителя и заключил с ним устный договор.

– Значит, так, Степан Павлович, начнем возрождение местного промысла.

Соединив теорию с практикой, они сваляли первую пару. Стало ясно, что от прежнего, старинного, способа, который вычитал Андрей в книгах и о котором говорил учитель, никуда не деться. Все как в глубокой древности – крутой кипяток, удушливые пары, это рабочая атмосфера. Сбиваешь шерсть в единую массу сначала на столе, потом на колодке нужного размера.

Он научился вычесывать шерсть, отбивать ее.

– Вот были бы бараньи кишки, – говорил Степан Павлович, – из них сделать струны и отбивать на них. Мягче стала бы, воздушней.

– Все будет, потом, – обещал не столько ему, сколько себе Андрей. – Все будет по старым правилам, – говорил он, приступая к катанию пластины для валенка.

– Ты воды плесни, Андрюха, – подсказывал дед.

Андрей удивлялся ему – редкие дни приходил трезвый как стеклышко. Но Андрей не требовал, потому что без горючего память не включалась.

Он добавлял воды в пластину, в учителя – водки. После этого память Степана Павловича делала «впрыск», и он выдавал:

– Ржаной мучицы чуток. А потом сбрызни уксусом и разомни вареной картошки штуки две.

Труднее всего оказалось выложить пластину, потому что ее потом придется аккуратно загнуть, от этого зависит качество подошвы. Но это уже само катание, оно-то и обещало результат.

Сначала на выкладку у Андрея уходило часа четыре. Он то и дело поднимал пластину, разворачивал, опасаясь, нет ли дырок. И они, конечно, появлялись от нетерпеливого дерганья. Это когда он уже наловчился, управлялся за два.