По ту сторону Псоу - Сергей Юрьевич Катканов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне рассказали про одного абхаза, который вырос в деревне и до 15-ти лет не видел моря. Нам в это трудно поверить. Море от деревни было километрах в тридцати, а он никогда там не был. В России, очевидно, не найти деревенского подростка, который живет в тридцати километрах от города и ни когда не был в городе. В Абхазии всё по-другому. Горная деревенская Абхазия и городская приморская – это две разных Абхазии, они очень слабо соприкасаются. Зачем деревенскому мальчишке на море? Что там хорошего? Что там вообще делать? А в деревне дел не переделать ни когда – труд с утра до вечера. Вы думаете, тот мальчик вырос дикарем? Совсем наоборот. Он получил высшее образование в престижном вузе. Значит неплохо его учили где-то там в горах, в деревенской школе. Вы думаете горные абхазы далеки от цивилизации? Нет, они далеки от территории разврата. Они – носители другого типа цивилизации. Приморские абхазы – это уже немножко не тот народ.
Крохотная Абхазия резко делится на разные миры не только вдоль, но и поперек. Гал – это вам не Гагра, и Очамчира это вам не Пицунда. А Ткуарчал – совсем не Сухум. Чем отличаются Бзыбская Абхазия от Абжуйской Абхазии? Наверное, это лучше бы объяснять не мне, поскольку я даже не уверен, что правильно написал слово «Абжуйская». Я лишь хочу сказать, что нам, едва прикоснувшись к одному из многих абхазских миров, не стоит думать, что мы имеем об Абхазии хоть какое-то представление.
Нам это трудно понять. Россия, не смотря на гигантские размеры, ментально куда однороднее. Русский из Калининграда не так уж сильно отличается от русского из Благовещенска, хотя между ними – бесчисленные тысячи километров. А гальский абхаз может куда сильнее отличаться от бзыбского абхаза, хотя между ними и двухсот километров не будет.
Я сейчас знаю об Абхазии уже достаточно, для того, чтобы понять одну простую вещь: я ни чего не знаю об Абхазии. Люблю, к примеру, читать абхазские газеты и уверяю вас: уровень абхазской журналистики очень высок. Здесь столько умных талантливых журналистов, сколько у себя на родине я не назвал бы. С многими из них я лично встречался, и они оказались интересными собеседниками. Могу назвать своих любимых абхазских журналистов: Виталий Шария, Изида Чаниа, Инал Хашиг. Они из того мира, в котором журналисту требуются интеллект и талант. Когда-то так же было и в России, но у нас уже всё по-другому. Журналистика превратилась в территорию шакалов, где кроме наглости и беспринципности ни какие качества больше не требуются. В том числе и поэтому – абхазский мир это мой мир.
Но здесь есть очень большое «но». Если вы решите, что дыхание абхазской журналистики – это дыхание абхазского общества, вы впадете в большое заблуждение. Тиражи газет здесь всегда были очень маленькие, и они постепенно превращаются в микроскопические. В последний раз я уже обнаружил на некоторых газетах тираж – 1000 экземпляров. Это называется «приехали».
Абхазские газеты – это по-существу газеты сухумские. Даже на Новом Афоне, а ведь это город, да к тому же всего 20 км от Сухума, газеты не продаются. Значит, не берут. И в самом-то Сухуме газеты продаются лишь в паре киосков и одном книжном магазине.
Да, в Абхазии проживают всего примерно 240 тыс. человек. Это население среднего русского города. Но в любом среднем русском городе тираж газеты тысяч в пять будет считаться очень маленьким, а здесь – максимальные тиражи – до двух тысяч, и всё равно не все раскупают.
Получается, что абхазские журналисты пишут для горстки сухумской интеллигенции, их аудитория исчисляется сотнями человек. Это очень маленький мирок, в котором лично мне хотелось бы жить, но до которого, кажется, нет дела всей остальной Абхазии. Об этой стране нельзя судить по её газетам.
И вот я думаю: случись какая-нибудь заваруха, как поведет себя Абхазия в целом, Абхазия как таковая? Как об этом судить, если даже поверхностный взгляд улавливает существование многих разных Абхазий? Но ведь что-то же должно быть общее у них у всех?
Русский мир
На каком языке говорят абхазы, когда русских нет рядом? Я не раз слышал, как в моем присутствии абхазы говорили по-абхазски. Это понятно, ребята шифруются, благо у них есть такая возможность. Но мне так же много раз доводилось слышать абхазские разговоры меж собой на русском языке. А это значит, что для абхазов русский язык – не просто способ общения с русскими. Это их второй родной язык.
Все основные абхазские газеты выходят на русском языке. Лишь в некоторых случаются несколько текстов на абхазском. Кажется я видел только одну газету на абхазском языке, но и в ней были русские тексты.
Тогда следующий вопрос: а на каком языке абхазы думают?
Помню, декабрист Михаил Лунин писал в своём дневнике: «Мысли приходят мне в голову иногда по-русски, иногда по-французски, религиозные мысли – чаще всего по-латыни». Вот трагедия русских интеллектуалов XIX века – они думали по-французски, а Лунин к тому же перешёл в католицизм и начал думать по-латыни. Родная речь, уже переставшая быть для него родной, требовалась ему крайне редко, для обращения к какому-нибудь уряднику. Осталось ли в нем хоть что-нибудь русское? Осталось. Бесспорно. А сколько – взвесить невозможно. Нет таких весов.
Но это трагедия маленький оторванной группы интеллектуалов, и суть этой трагедии именно в оторванности от собственного народа. Но абхазы-то все говорят по-русски. Это выбор всего народа. И всё же вопрос остается: в какой мере абхазы думают по-абхазски, а в какой мере по-русски?
Конечно, сухумский журналист, который каждый день пишет по-русски, и думать начинает уже преимущественно по-русски. Структура мышления становится русской, а значит и ценности – русские. И разговаривая с ним, вы будете чувствовать, что он – такой же, как вы, что вы с ним ни чем не отличаетесь. И тогда вам покажется, что все эти разговоры о том, что «абхазов невозможно понять» – не более, чем красивые слова. И ни кто вас не будет разубеждать. И вы начнете писать про Абхазию глупость за глупостью. Потому что вы видели только русскую часть абхазской души. И это реальность. Но главного вы не