Батюшка. Божий спецназ - Михаил Серегин

Отец Василий, у которого ноги тоже уже не слушались, взял круто вправо и, прибавив шагу насколько мог, поспешил краем низины вперед, с целью опередить Чичера. Теперь у него был шанс, что Чичер не знает о том, где находятся его преследователи. И это скоро подтвердилось.

Устраиваясь в сумерках на ночь с теми же, что и в прошлый раз, предосторожностями, отец Василий почувствовал запах дыма. А когда стемнело окончательно, то увидел отблески небольшого костра. Теперь он понял, почему Чичер пошел в эту низину. Он хотел развести костер, потому что еще одну холодную ночь в его состоянии не пережить. Через какое-то время донесся и запах жарящегося мяса вперемешку с горелой кожей. Значит, Чичер что-то поймал. Грызуна, змею? Самое главное, что преступник уже не боялся преследования или им овладела апатия, равнодушие к своей судьбе на фоне общей усталости, голода и жажды.

Как ни слипались глаза, а отец Василий снова провел ночь в полудреме. К рассвету он еле нашел в себе силы не только чтобы подняться, но и пошевелить закоченевшим телом. Пошевелив носом, он не почувствовал запаха дыма. Может, Чичер ночью ушел, а может, обессиленный, потерял сознание или умер? Отец Василий не стал гадать, а, собрав все свои силы и волю, поднялся, сложил вещи в мешок и двинулся параллельно низине, надеясь пересечь дорогу Чичера и остановить его окончательно.

Низина все расширялась, ее боковые откосы пошли вниз. В воздухе стало душно пахнуть прелым. Отец Василий увидел удобный спуск и решил им воспользоваться. Наверняка он уже опередил Чичера, так что можно устраивать засаду, благо в низине обильно рос какой-то плодовый дикий кустарник. Спускаясь, священник несколько раз останавливался и прислушивался, но, кроме пения птиц и шума крон деревьев, ничего не слышал. Правда, мешал появившийся от усталости и голода какой-то шум в ушах. А вглядываться в заросли мешали глаза. Ощущение было, будто в них насыпали песка. Кожа на лице сделалась жирной, и глаза от этого жира постоянно щипало.

Неудачный шаг, и нога наступила на крупную круглую ветку, которая выскользнула из-под стопы. Отец Василий на миг потерял равновесие, оперся рукой о склон, зашуршав листвой и сухой травой. Этого оказалось достаточным, чтобы выдать его. Правда, это и спасло батюшке жизнь.

Чичер в тот момент, когда священник спускался по склону, как раз лежал обессиленный в кустарнике, со стиснутыми в отчаянии зубами и слезами душившей его злобы на глазах. Он услышал шорох на склоне и мгновенно насторожился. Если это его преследователи, от которых он надеялся оторваться, то Чичер готов был убивать направо и налево, не думая больше о последствиях. Человек, который поскользнулся и привлек его внимание, шел с ружьем на изготовку. Чичер не разглядел его, выпустил в незнакомца три пули и, видя, что тот покатился по склону вниз, бросился бежать вперед. Он падал, путаясь в кустах, спотыкался о какие-то кочки, увязая по щиколотку в вязкой вонючей жиже.

Когда отец Василий поскользнулся на склоне, то сразу увидел, что из-за поднятого им шума в кустах внизу кто-то заворочался. Не медведь бы, успел подумать священник, как снизу гулким эхом ударили три пистолетных выстрела. Отец Василий мгновенно ощутил всю свою беззащитность на склоне, да еще в неудобной позе, пытаясь остановить скольжение тела по траве. По ребрам с правой стороны стегнуло, как раскаленным прутом. Он даже успел заметить, как клочьями полетел утеплитель из его куртки. Заорав что-то вроде: «Вот он, хватай его, окружай!» – отец Василий выстрелил из ружья в воздух, чтобы его противник не сидел на месте и не вел прицельной стрельбы.

Или выходка с криками и стрельбой сыграла свою роль, или Чичер был в таком состоянии, но не стал задерживаться, а, не оглядываясь, бросился, спотыкаясь и падая на каждом шагу, куда-то вперед, в редколесье. Скрипя зубами от боли в боку и чувствуя, что под курткой у него горячо и мокро, отец Василий скатился-таки в низину и бросился за Чичером. Сил бежать уже не было, голова кружилась, дыхание было тяжелым и хриплым. Почему-то именно сейчас особенно остро чувствовалось, что сбившиеся комом влажные портянки в сапогах натирают и до того сбитые ноги.

Продолжая кричать «Стой, стрелять буду!», священник бежал из последних сил. Он понимал, что Чичер сейчас уже не боец, что он в состоянии крайнего истощения и утомления. «Только сейчас, – уговаривал себя отец Василий, – только догнать. Потом и у меня сил на то, чтобы с ним бороться, уже не будет».

Бежать было трудно, все время попадались какие-то пни, а под сапогами чавкала вода. Не сразу до отца Василия дошло, что местность уже не такая, как прежде, а заболоченная. Машинально он пытался вспомнить, где это может быть, если он верно представлял себе окружающую село тайгу, но в голову не приходило ничего определенного.

Наконец отец Василий упал, споткнувшись о торчавшую из вязкой жижи корягу, и больно стукнулся раненым боком о кочку, которых здесь почему-то было очень много. Его руки сразу провалились почти по локоть в вонючую тину, но это было приятно. И то, что под лицом была влага, тоже было приятно. Священник не знал, сколько он так лежит, он только чувствовал, что джинсы на ногах намокли и под животом у него было сыро. Начинался озноб. То ли от сырости, на которой он долго лежал, то ли от раны на боку. Ее саднило так, как будто была содрана кожа.

Отец Василий прислушался, ожидая, что вот-вот рядом раздастся чавканье шагов по трясине. А потом злорадный смех и выстрел. Наверное, в голову, чтобы наверняка, уже навсегда. Но шагов не было, а был какой-то плеск и хриплые крики. Это совсем рядом, подумал отец Василий, надо подняться. Он оперся руками и стал вставать, в боку в дополнение к саднящей огненной боли резануло и острой болью, как будто было сломано ребро.

Поднявшись со стоном на колени и кое-как встав на ноги, отец Василий двинулся на шум, опираясь на ружье, как на палку. Метров через десять кусты расступились, открыв взгляду обширное пространство, заросшее травой, редкими кустиками и обширными полыньями грязной, покрытой ряской воды. В каких-то двух метрах от священника отчаянно трепыхался Чичер, увязнув по пояс в трясине. Опоры под руками у него не было, он сгребал тину под себя, хлестал в отчаянии по воде руками, но все равно медленно погружался в болото.

Наконец Чичер увидел появившегося перед ним человека и от изумления, казалось, потерял дар речи. Он даже перестал дергаться.

– Шатун? – почти в истерике закричал Чичеров. – Твою мать, Шатун! Опять это ты! Какой дьявол тебя послал мне в жизни! Этого же просто не может быть!

– Это не дьявол, а Господь, Евгений, – усталым голосом ответил священник. – Никак ты этого не поймешь.

– Это же мистика какая-то! Там был ты, в тайге, где нас вертухаи обложили! Ночью на дороге опять ты! Ты сам вездесущий дьявол… Оставь меня и будь проклят!

– Опять ты не прав, Евгений, – покачал головой отец Василий. – Я не дьявол, и послал меня тоже не дьявол. Я служу Господу, а все в этой жизни предопределено только им. Это Господь посылает меня и велит стоять на твоем пути, он не дает свершиться злодеяниям, которые ты замыслил. Только так, Евгений.

– Я убью тебя, Шатун, падла! – продолжал орать Чичер, хлопая руками вокруг себя в поисках оброненного пистолета. – Ты мне всю жизнь под откос пустил!