Дури еще хватает - Стивен Фрай

Впрочем, сегодня ночь особая. Около полуночи нас всех зовут вниз. На первом этаже начинается некое общее брожение. Двери из приемной в бар распахиваются, входит Дэмиен Херст, за ним владелец галереи Джей Джоплин, а за ним Сара Лукас, Трейси Эмин, Сэм Тейлор-Вуд и Ангус Файрхэрст.

Все они — ведущие фигуры МБХ, «Молодых британских художников», выпускники лондонского Голдсмитского колледжа. Коллекционируемые Чарлзом Саатчи, поносимые буржуазными таблоидами, эти ребята наделали в мире искусства немало шума.

Дэмиен, первый среди них в том, что касается эпатажности и славы, помахивает над головой листком бумаги — ни дать ни взять, вернувшийся из Мюнхена Невилл Чемберлен. Правда, на сей раз это не мирный договор, а чек.

— Вот! — восклицает Дэмиен, протолкавшись к бару и протянув чек через стойку. — Я только что получил долбаную Премию Тёрнера. Здесь двадцать кусков. Запирайте двери, а когда эти деньги кончатся, дайте мне знать.

Громовое «ура». Часов около шести утра бармен устало, но весело выдвигает со звоном ящик кассы и укладывает в него чек.

— Ваши двадцать кусков закончились, — сообщает он.

— Запишите на мой счет еще двадцать, — отвечает Дэмиен.

Новое «ура».

Проходит шесть часов, я сижу за столиком, потягивая «Кровавую Мэри». Клуб уже прибран, появилась новая смена. Из вчерашних гостей остались только мы, несгибаемые имбецилы.

Трейси и Дэмиен пытаются перещеголять друг дружку по части умения шокировать окружающих, в данном случае — начинающих сходиться к ленчу издателей в строгих костюмах.

— Ой! — восклицает сидящая на стойке бара Трейси. — Ты зачем мою волосянку пиписькой обзываешь?

Ошеломленная, испуганная компания издателей улепетывает из бара.

— Вы знаете, — обращается Дэмиен к паре других, только что вошедших, — как пидор бабу дерет?

— Э-э-э?.. — Они, безусловно, знают, кто таков этот ужасный человек, и нисколько не хотят показаться ему людьми некомпанейскими. — Не знаю…

— Срет ей в манду.

Ah, les beaux jours…

Ach, die schöne Zeiten…

Бывали дни веселые…

Нет, я почти наверняка слил несколько дней в один. Думаю, Кит Аллен позвонит мне и скажет, что никак не мог играть со мной в покер тем вечером, когда Дэмиен получил Премию Тёрнера, поскольку был в Тейте на церемонии ее вручения. Алекс сообщит, что я порекомендовал его и Дэймона Албарна в члены «Граучо» в 93‑м, а Дэймон заявит, что это произошло в 94‑м. Память у каждого из нас устроена по-своему, однако никто, я думаю, не оспорит мою передачу духа того времени, каким бы вонючим ни показался он вашим ноздрям, каким бы разнузданным ни представился, а он как раз таким и был: мы бессмысленно тратили драгоценные часы, сорили деньгами, подвергали массовому истреблению клетки собственных мозгов, несли отвратительную чушь. Тогда мне все это нравилось. Я жил тем временем и мало чем еще. Но мне повезло, мне страшно повезло — у меня был мой маленький человечек. Я знаю это, потому что так сказал мне гениальный Фрэнсис Бэкон, — о чем я уже написал.

Воистину монументальные выпивохи, кутилы, прожигатели жизни и распутники Сохо предпочитали не «Граучо», а «Колониальное заведение». Когда Мюриэль Белчер основал этот клуб, одним из первых его членов стал Фрэнсис Бэкон. Великолепное изображение его крошечного, работавшего до поздних часов бара дал Дэн Фарсон, автор «Сохо пятидесятых» и «Священных чудовищ». После смерти Мюриэля Белчера его сменил бармен Йэн Борд. Широко известный под прозвищем Ида, он обладал самым большим из виденных мной когда-либо рыхлым носом пьянчуги и был одним из очень немногих знакомых мне людей, которые и под конец 1980‑х пользовались словечком «душечка», произнося его надтреснутым голосом завсегдатая палаточных лагерей шестидесятых годов. Впрочем, к тем, кто был ему особенно приятен, он обращался иначе: «противный». Кто-то, не помню кто, — может быть, Майкл, его помощник по бару, — рассказывал мне, что, когда Ида умер, прямо в клубе, на боевом посту, все увидели, пока он оседал на пол, как его огромный носище съежился, словно проколотый надувной шарик. Остановившееся сердце больше не накачивало кровь в прохудившиеся капилляры.

Джеффри Бернард{65} (чье пьянство легло в основу замечательной комедии «Джеффри Бернард нездоров», давшую многим последнюю возможность увидеть на сцене Питера О’Тула во всем его величии) начал в конце концов захаживать в «Граучо» чаще, чем в «Колониальное заведение» и «Французский дом» — еще одно пристанище старой гвардии, стоявшее по другую сторону Олд-Комптон-стрит. Когда я входил в клуб, он приветствовал меня неохотным, ворчливым «с добрым утром». Скорее всего, потому, что его племянница Кэйт Бернард была школьной подругой моей сестры. Мне всегда казалось, что поколение Бернарда — поколение первопроходцев — относится к нам как к дурачкам и простофилям. Алкоголикам-дилетантам. Да и кокаин они считали претенциозным и жалким. И разумеется, совершенно справедливо. Мы были любителями. А Бернард — вразумляющим примером для всех нас. Похожий на тонкий сучок, он был морщинист и хрупок, как Тифон, которого Зевс, в конце концов сжалившись над ним, превратил в цикаду. Каждый из нас чувствовал, что переломить его о колено проще простого. В последние свои годы он сидел у барной стойки в инвалидном кресле — в губах сигарета, в руке водка с содовой. Ему отняли сначала одну ногу, затем другую. Однажды я видел его в баре вместе с Дэном Фарсоном. Оба жили на почти идентичных диетах, состоявших из чистого спирта, и тем не менее один был округл, с красным, поблескивавшим, как надувной шарик, лицом, а другой — сух и тощ точно щепка.

Кончилось тем, что в «Граучо» стал появляться и Фрэнсис Бэкон, преодолевший, по-видимому, начальное недоверие к этому заведению. Электронную почту и твиттер тоже ведь встретили при их появлении на свет недовольными воплями и скептическими издевками — лишь затем, чтобы смущенно принять впоследствии, — точно так же встретили клуб «Граучо» и отцы-основатели упадочного Сохо: поначалу правоверные roués[37]презрительно глумились над ним, но на закате своих дней приняли его с наслаждением.

Эхе-хе, а ведь с той поры прошло двадцать лет. Джеффри Бернард и Фрэнсис Бэкон умерли. Шарль Фонтейн живет и трудится на юге Испании. Алекс Джеймс перебрался из компании «Граучо» в Чиппинг-Нортон Дэвида Камерона и занимается теперь в Глостершире сыроварением, да еще и премии за это получает. И Дэмиен Херст тоже переселился в западные графства, и Кит Аллен. Из всех, кто состоял в МБХ, только Трейса Эмин да еще человека два-три и не гасят свечу богемной жизни. Правда, Трейса, насколько я знаю, ничего такого никогда через нос и не втягивала. Зато умела пить. Что умела, то умела.