Валюта смерти - Юлия Андреева

– Казик? – Перед мысленным взором Ани предстали карие печальные глаза найденыша, и она кивнула. – Только торговать вашими фальшивками я не буду. – Она закусила губу.

– Торговать и не придется, только проверять.

– Договорились. – Аня повесила голову.

– Вот и чудненько. А теперь, Бога ради, бегите, что есть силы до этого клятого моста, а то еще немного, и они не поверят, что вы так опоздали из-за разбитой коленки.

Мир будет познан.

Но будет поздно.

А.Смир

Целый день Казик проскучал в Аниной квартире совершенно один. Конечно, Аня оставила ему еду и даже чай в здоровенном термосе с розовыми пионами, он мог, не спрашиваясь, смотреть телевизор, брать с полки любые книги. Для того, чтобы достать те, что сверху, пришлось принести с кухни табуретку, но в остальном можно было жить.

Тем не менее, Казик чувствовал нарастающую тревогу и еще желание поговорить с мамой, просто ни о чем, или рассказать ей об Ане, о том, как устроился на новом месте, как нашел монеты, да и вообще о жизни.

О жизни Казик знал очень мало, но все же нужно ведь человеку когда-нибудь научиться говорить на важные темы.

Мальчик деловито обошел квартиру, заглянул в холодильник, вытащил оттуда холодную сосиску, откусил кусочек, положил на место, достал красное яблоко, отошел с ним к окну.

Есть не хотелось, ему вообще никогда особенно не хотелось есть, в доме ребенка говорили – плохой аппетит. Но, самое странное, что аппетит не приходил не только в казенном заведении, но и когда он провел целую ночь и еще следующий день в подвале. А ведь все время думал, каково это умереть от голода. Думал, где будет добывать еду, ничего не придумал, но и не проголодался. Может, только немного. И потом, когда Аня забрала его к себе, когда он помылся, переоделся в чистое, даже потом на кухне он почти не ощущал вкуса пищи. Есть, конечно, ел, не отказываться же, не обижать ни в чем не повинную Аню, но все же…

Аня вот тоже почти ничего не ела, только пила шипучую минералку и валялась на кровати в спальне. Нигде не работала, жила одна без друзей, без детей, без мужа. Никому не нужная, выброшенная из жизни.

Из окна был виден типовой дворик с качелью, горкой и песочницей, на песочнице сидел кот. Смеркалось. Мимо прошли весело щебечущие о чем-то своем подружки. Быстро цокая каблуками, пробежала женщина с тяжелой сумкой на левом плече. Женщина что-то объясняла на ходу, придерживая рукой у уха крохотный мобильник, быстро переставляя ноги, торопясь куда-то.

Какое-то время Казик провожал ее взглядом, пытаясь понять, что именно так взволновало его в этой женщине. Она не была похожа на маму, на Аню, на кого-то из воспитателей или нянечек приюта, но…

И тут Казика осенило: его тянуло не к незнакомой, усталой, замученной жизнью женщине, а к ее телефону. Не к конкретной трубке, Казик хотел, нет, ему было просто необходимо срочно переговорить с мамой или папой, услышать их голоса, понять, что ему не приснились их разговоры, что они живы, и он может в любую минуту дотянуться до них…

Казик так сильно захотел этого, что решил, что умрет, если прямо сейчас ему не дадут позвонить. Он лег на пушистый, уже довольно грязный ковер и начал представлять, что вдруг его не станет. Но смерть не приходила, и Казик подумал, что правильнее всего дождаться Аню и тогда вместе они сходят и позвонят его родителям. Но Аня уже один раз обманула его, из-за нее он остался дома. Почему же ей не обмануть его еще раз? Тем более, что именно сегодня она уехала для того, чтобы встретиться со своим Димой. Захочет ли она звонить ему после того, как приедет домой? Зачем? Если они только что встречались и разговаривали? Она ни за что не станет звонить сама и не поведет Казика. Тогда как же быть?

Казик сел по-турецки, раздумывая над своим положением. С одной стороны он, конечно, мог выйти из дома, Аня оставила ему ключи и написала на листочке точный адрес, на случай, если он потеряется.

Но даже если бы Казик и решился выйти из дома, он все равно не сумел бы добраться до приюта. С другой стороны, на кухне в шкафчике лежал другой листок, на котором, как уверяла сама Аня, был написан адрес, где находится точно такая же будка.

Разумеется, Казик понятия не имел, где это, но если показать записку кому-нибудь из взрослых, возможно, они сумеют отвести его, или объяснят, как найти.

Казик оделся и, сунув в карман все свои монеты, открыл дверь на коридор. Пока все было спокойно. Никого. Мальчик прислушался, где-то далеко играло радио, за окнами накрапывал дождик. Крадучись, мальчик вышел на лестничную площадку, затворил за собой дверь и, покопавшись в замочной скважине, запер квартиру.

Пока все шло как по маслу, Казик нашарил в кармане листок с адресом телефонной будки и, вытащив из другого кармана монеты, пересчитал их.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть…

Неожиданно соседская дверь распахнулась, и перед мальчиком возникла огромная женщина с красным лицом и голубыми глазами. Казик вздрогнул, черные монеты покатились по бетонному полу. Заметив это, тетка бросилась было на колени, собирать деньги, Казик дернулся к лестнице, но тут же соседка схватила его за ногу, так что мальчик не удержал равновесия и упал, едва успев подставить руку и защитить лицо.

– Куда же ты так торопишься, миленький, миленький? Аня говорит, племянник. Ну-ну, племянничка Бог послал. Тетка за порог, а ты ее и обворовал! Что, скажешь, не знаешь, сколько приходится душегубам, кровососам платить за одну такую монетку, чтобы одну единую минуточку с любимым человеком переговорить? Молчишь? Вор! Вот я тебя сейчас в милицию-то сдам! Вот там тебя в тюрьму для малолетних преступников упекут! Надолго запомнишь, как порядочных вдов обворовывать! Да еще что красть – минуты любви!

– Ничего я не крал! Это мои монеты! Честное слово! Я их нашел! Пустите, тетя!

– Ну да, поверю я тебе. Я что-то, сколько ни ищу, нигде таких монет не нахожу, да и Аня за свои кровные их покупает. Скоро на панель пойдет, чтобы монеты эти клятые оплатить, она на панель, а мне только на паперть. Знаешь, что такое паперть, паразит?

Казик не знал, что такое паперть, но он знал, что такое вор! и что вором быть стыдно. И еще, что он – Казик – никакой не вор!

– А ну, отдавай все монеты, все Ане расскажу, пусть узнает, какой у нее племянничек, как он ее обманул.

– Я не вор, тетя! Честное слово – я не вор! – Казик и сам не понял, как получилось, что он заплакал. – Это мои монеты, я маме хотел позвонить, вот. – Мальчик сунул руку в карман штанов и достал оттуда смятый листок.

– А где твоя мама? – Тетка перестала кричать, но теперь, отпустив ногу Казика, крепко держала его за шиворот.

– В раю. – Ребенок вздохнул.

– До рая твоих грошей, пожалуй, не хватит. Боюсь, там роуминг дороже. – Тетка разжала пальцы, но Казик не попытался убежать, а стоял и смотрел на лежащие на огромной красноватой ладони черные монеты.