Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - Андрей Гронский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кадр из фильма Д. Ганзеля «Эксперимент 2: Волна»
В среду Джонс выдал членские билеты всем ученикам, которые хотели продолжать обучение на его курсе. К 30 учащимся подопытного класса добровольно присоединились ещё 13 человек. На этом занятии он рассказал о силе действия, а затем дал ученикам различные задания, в частности, Джонс велел ученикам совместно разработать проект знамени Третьей волны, убедить двадцать детей из соседней начальной школы в правильности посадки «смирно» и назвать по одному надёжному школьнику, который мог бы присоединиться к эксперименту. Трое учащихся получили задание докладывать ему о нарушении установленного порядка и критике Третьей волны, однако на практике добровольным доносительством занялись около 20 человек, что у Джонса вызвало испуг.
К концу третьего дня многие ученики относились к своему участию в Третьей волне с полной серьезностью. Они требовали от других учеников строгого соблюдения правил и запугивали тех, кто не принимал эксперимент всерьез. Другие с головой ушли в деятельность и сами назначали для себя роли. Один из учеников, отличавшийся крупным телосложением и малыми способностями к обучению, заявил Джонсу, что будет его телохранителем, и ходил за ним по всей школе.
В четверг численность класса возросла до 80 человек. Джонс, обеспокоенный тем, что эксперимент стал выходить из под контроля, решил ускорить его завершение. На занятии он объяснил учащимся силу гордости. Школьники, собравшиеся в классе, услышали, что они — часть общенациональной молодёжной программы, чьей задачей являются политические преобразования в стране на благо народа. Джонс велел четырём конвоирам вывести из аудитории и сопроводить в библиотеку трёх девушек, которые сомневались в Третьей волне, и не пускать их в класс в пятницу. Затем он рассказал, что в других регионах страны созданы сотни отделений Третьей волны, и преподаватели там создали молодежные отряды, а в полдень пятницы об их создании по телевидению объявит лидер движения и новый кандидат на президентский пост.
В полдень пятницы 200 учеников заполнили зал, включая представителей молодёжных субкультур, никогда не интересовавшихся школьными делами. Друзья Джонса изображали репортеров, кружа по аудитории и записывая что-то в блокноты. В полдень телевизор был включён, но на экране ничего не появилось. Джонс прервал напряженное молчание и сказал, что не существует никакого вождя и никакого движения, а ученики отказались от свободы, обменяв ее на преимущества, которые дают дисциплина и превосходство, и их действия не сильно отличались от поведения немецкого народа. Он сказал ученикам, что фашизм — это не то, что делают какие-то другие люди, он здесь, в этой комнате, в наших собственных привычках и образе жизни. Школьники расходились в подавленном состоянии, многие плакали.
Как показали все эти эксперименты, современного цивилизованного человека не так уж сложно заставить называть черное белым, а белое черным, совершать жестокости по отношению к людям, которые не сделали ему ничего плохого, делать то, что еще вчера вызывало у него недоумение и негодование. Эти эксперименты показали, почему при установлении диктатур в любом обществе довольно легко находятся палачи, тюремщики, доносители и бездушные бюрократы.
Выше говорилось об особенностях психологического функционирования человека, которые косвенно способствуют приходу к власти автократических и тоталитарных режимов. Однако после своего установления тоталитарные режимы с помощью присущих им способов правления даже за короткое время способны чрезвычайно сильно деформировать личность и ее прежнюю систему ценностей, навязать новые модели поведения. Даже если человек сам непосредственно не подвергся репрессиям, проживание в тоталитарной среде травмирует психику и оставляет стойкий длительный отпечаток. По определению Cooper (2001), психическая травма — это событие, которое резко нарушает способность «я» обеспечить чувство минимальной безопасности и полноты интеграции и ведет к непереносимому страху, или беспомощности, или ее угрозе и вызывает длительное изменение психической организации[102]. Хорошо известно, что психическая травма, возникшая в результате действий людей, к чему и относятся действия террористических государственных режимов, переживается намного тяжелее, чем травма, полученная в результате природной или техногенной катастрофы. Кроме того, травма, наносимая тоталитарным режимом, является не только индивидуальной, но и коллективной. И не только в том смысле, что многие люди испытывают однотипные воздействия, она также нарушает и сложившуюся, привычную систему межличностных связей между людьми, меняет привычную для сообщества картину мира. Ниже рассмотрим типичные последствия воздействия террора, прежде всего государственного, на человека.
Мы выживем, уедем на материк, быстро состаримся и будем больными стариками: то сердце будет колоть, то ревматические боли не дадут покоя, то грудь заболит; все, что мы сейчас делаем, как мы живем в молодые годы — бессонные ночи, голод, тяжелая многочасовая работа, золотые забои в ледяной воде, холод зимой, побои конвоиров, все это не пройдет бесследно для нас, если даже мы и останемся живы. Мы будем болеть, не зная причины болезни, стонать и ходить по амбулаториям. Непосильная работа нанесла нам непоправимые раны, и вся наша жизнь в старости будет жизнью боли, бесконечной и разнообразной физической и душевной боли.
Синдром Вишера, или «болезнь колючей проволоки»
В 1918 году у людей, побывавших в лагерях для военнопленных, было описано состояние получившее название «болезнь колючей проволоки», или синдром Вишера. Проявлениями данной «болезни» были тоска, подавленное настроение, аутистическая замкнутость, апатия, непереносимость шума, ослабление памяти и концентрации активного внимания. Апатия приходила на смену страху и ужасу, возникающим в ответ на осуществляемое против человека насилие.
Синдром Минковского
Э. Минковски описал явления своеобразной эмоциональной анестезии вследствие длительных моральных и физических страданий у части узников нацистских концлагерей. Проявлениями этого синдрома являются деструкция личности, сужение круга интересов, преобладание примитивных, инстинктивных и импульсивных реакций.
Подробное описание того, что происходило с психическим состоянием людей непосредственно в период заключения в концентрационные лагеря представлено в работах В. Франкла, Б. Беттельхeйма, А. Кемпински.
«Стокгольмский синдром»
Термин «стокгольмский синдром»[103],[104] был введен криминалистом Нильсом Бейеротом во время анализа ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года. 23 августа бежавший из тюрьмы Ян-Эрик Олссон в одиночку захватил банк «Kreditbanken» в Стокгольме, ранив одного полицейского и взяв в заложники четверых работников банка — трёх женщин и одного мужчину. По требованию Олссона, полиция доставила в банк его сокамерника Кларка Улофссона. Переговоры с террористами вел сам премьер-министр Швеции Улоф Пальме. Во время переговоров после Олссона трубку взяла одна из его заложниц и к удивлению переговорщиков сказала по телефону шведскому премьеру: «Меня подавляет, что полиция нападет и, возможно, убьет нас. Ян сидит здесь и защищает нас от полиции».