Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

твёрдо говорит генерал, – постройся они в две колонны, может, я ещё и дал бы вам пару сотен, но одну колонну вы должны остановить своими силами. Стройте людей, сдаётся мне, они скоро начнут.

Но началось всё как раз не у холмов. Полковник Рене, получив направление под северный холм, снова просил у него для себя побольше стрелков. Но на юге у села, у известного уже изрешечённого пулями забора, в это время появились арбалетчики еретиков, и было их там не мало. Врага сразу встретили стрелки, на эти выстрелы и поехал генерал, оставив просьбу Рене без ответа.

И едва-едва началось утро, а бой у забора разгорелся вовсю. Сразу и весьма бодро. Как будто еретики только и ждали того, что рассветёт. За арбалетчиками из-за домов появились пехотинцы, они шли без знамён, без строя, без барабанного боя и, казалось, не представляли для людей Циммера, построившихся в три линии в пятидесяти шагах за рвом и рогатками, большой опасности, если бы их не было много. Генералу понравилось, что Циммер поставил хороший и длинный плетень, за которым от арбалетных болтов легко пряталось полсотни стрелков, но пять десятков стрелков не могли остановить пять сотен разгорячённых пехотинцев врага, прикрываемых двумя сотнями арбалетчиков. Мало того, группа еретиков под командой рьяного сержанта полезла в ров ближе к реке, ниже, чем стоял правый фланг Циммера, и они стали задирать его людей, заходя им во фланг, напали на одного из фланговых сержантов.

– Смотрите за фронтом, капитан, – сказал генерал Циммеру, и сам со своим людьми – а было их не менее двадцати пяти человек, если считать с двумя знаменосцами, – поехал разделаться с наглецами.

Схватка была злой, но короткой, еретики не сразу побежали ко рву, а лишь тогда, когда рьяный сержант нечестивцев был ранен.

А когда всё-таки побежали ко рву, молодым господам из выезда барона удалось потоптать двоих. Вот только конь самого барона после того, как он наехал на еретиков в самом начале сватки, вдруг зашатался и чуть погодя, когда генерал уже соскочил с него, упал.

Оказывается, у него под грудью была рана, которую всадник поначалу и не заметил, а из раны торчал обломок копья. И конь вскоре умер.

– Хенрик! Коня! – крикнул барон.

И пока молодой офицер слезал со своей лошади, чтобы уступить её генералу, гулко и весомо с холма ударили пушки. И всё, что было до сих пор, потом казалось ему безделицей и детской игрой.

По полю под убийственным пушечным огнём и невзирая на него, прямо на позицию кулеврин шла под жёлто-красными флагами Левенбахов мощная колонна еретиков, и в ней было не три тысячи солдат, как полагал генерал, а три с половиной.

Тара-рам, тара-рам, там-там…

Тара-рам, тара-рам, там-там…

А впереди, как всегда яркие, с расписными, красивыми павезами, шли арбалетчики, было их не менее трёх сотен, а за ними не менее полутысячи сапёров, они несли большие фашины, чтобы забрасывать ров, доски, топоры, чтобы рубить колья. И всем, кто был на холме в этот миг, было ясно: вот это и есть настоящий штурм. Сегодня здесь всё и решится.

Барабанщики бьют «шаг в строю», не переставая. И колонна, покачивая в такт шагам пиками, идёт прямо на ядра, на картечь.

На дистанцию картечи, правда, солдаты ещё не подошли, но ядра больших орудий уже дважды до них долетали. Майор Пруфф и его люди были мастерами своего дела, а позиция на холме – наилучшей, какая может быть; и тяжёлые двенадцатифунтовые ярда, влетая в строй, пробивали в нём просеки. Крики и стоны умирающих и покалеченных людей тут же заглушались звоном труб, и колонна послушно замирала, товарищи вытаскивали раненых, сержанты тут же выравнивали строй, ряды смыкались, и солдаты, услышав барабаны, переступая через павших, снова двигались вперёд.

Тара-рам, тара-рам, там-там…

Тара-рам, тара-рам, там-там…

От холода у людей Волкова, что за рогатками ждут приближения врага, покраснели руки, лица, а ледяной ветер рвёт жёлто-красные полотнища, и еретики идут в атаку; снова бьют пушки, и снова одно ядро цепляет угол колонны, но на сей раз она даже не остановилась, сержанты всё выровняли на ходу, ведь как раз с той стороны развевается большой стяг. Пурпур и золото, а под ним со своими оруженосцами едет в великолепном доспехе один из рода Левенбахов.

– Никак этот бойкий юноша за моим шатром собрался? – тихо, почти шёпотом произносит барон.

Арбалетчики, опередив всех, стали подходить ко рву, начали ставить бесполезные, не спасающие от пуль павезы; они, видно, не знали, что у Волкова нет ни одного арбалетчика. Сразу по арбалетчикам ударили аркебузиры и мушкетёры, что прятались за предусмотрительно поставленным плетнём. И генерал отметил, что парочке мерзавцев сразу досталось по пуле. А за арбалетчиками ко рву побежали сапёры, они подбежали и стали сбрасывать в ров большие фашины, некоторые из них спрыгивали в ров, чтобы там правильно укладывать туго связанные пучки веток, так, чтобы на них, когда они заполнят ров доверху, можно было положить доски.

Карл Брюнхвальд, проезжая за рядами своих солдат на рыжем коне, допустить этого, конечно, не мог; он дал команду, и застучали барабаны. Его люди, построенные в шесть линий, двинулись ко рву, к тому месту, где возводился проход, и по сигналу трубы «пики к бою» опустили своё грозное оружие. Они стали пытаться колоть пиками сапёров, которые создавали в укреплениях проход для пехоты еретиков. И тут же в ответ арбалетчики, что были за рвом, обрушили на людей Брюнхвальда дождь из смертоносных болтов. А так как били они с близкого расстояния, снаряды стали находить своих жертв.

Молодые люди из выезда генерала, затаив дыхание и почти не разговаривая, смотрели на это действо. Да и бывалые его бойцы из охраны стяга тоже смотрели на то, что происходит; дело становилась жарким ещё до того, как подошла колонна вражеской пехоты.

Но дождаться главного им не пришлось, на холм вскарабкался мужичок-возница из обоза и, подбежав к генералу, переводя дыхание, выпалил:

– Господин! Еретики в обозе, режут наших!

– Еретики?! В лагере?! – воскликнул Хенрик. – Что ты несёшь?

– Как так? Ты не ошибся? – сразу спросил Максимилиан.

– Много? – сухо интересовался генерал.

– Не ведаю сколько, – отвечал возница.

Волков с выездом и охраной сразу съехали с холма, оставив там лишь Франка со знаменем и пятью людьми охраны. Генерал торопился, дело-то нешуточное, не дай Бог солдаты прознают, что в лагере шастает враг, всё – конец! Враг в лагере означает поражение. Люди сразу слабнут духом, сержанты начинают оглядываться, а солдаты из