Контрольный взрывпакет, или Не сердите электрика! - Александр Скрягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, дальше будешь воевать? – провел ладонью по своей шкиперской бородке Ермолай.
– А чего воевать? Найдем Лапкина, сукина сына, и все! Дело в шляпе! Никуда он не денется. Наш будет завод. И мой. Пусть хоть на пять процентов.
– Что тебе, денег не хватает?
– Не хватает. Денег всегда не хватает.
– Не всегда. Для тех, кто на кладбище, они вообще не нужны.
– Ну, ладно. Ты сказал, я послушал. Все. – сказал Часовских и повернулся к обступившим поляну деревьям.
– Не заблудись. – произнес ему вслед Ермолай.
– Не беспокойся. Дойду. – отозвался Часовских.
Стройный и пружинистый он нырнул под косматые ветки и растворился в зеленоватой тьме.
Ермолай повернулся к Профессору:
– Вы-то как здесь оказались, Роман Григорьевич?
– Случай. У меня в горсаду с одним человеком встреча была… Потом решил по тихим аллейкам прогуляться… Ты же знаешь, я многолюдства-то не люблю… А тут вижу, ты идешь по дорожке прямо к Звериной поляне… Мне интересно стало, что ты там в такое время потерял? Ну, я за тобой и пошел… И, как видишь, не зря!…
– Да, уж куда как не зря, Роман Григорьевич!
– Слушай, Ермолай, спасать надо от чужаков завод. – посмотрел на майора синими глазами старый учитель.
– Надо. Только как?
–Ты ж у нас власть! Вот и сделай! Защити!
– Роман Григорьевич! Да, какая я власть? Оттуда, где власть сидит-дышит, меня и не видно…
– Ты, Ермолай, не прибедняйся!
– Ну, Роман Григорьевич, ну вы хоть представляете, что такое, например, «Севернефть»? Мировой гигант! Кто я в сравнении с ней? Муравей!
– Эх, Ермолай, стыдно мне за тебя! Видно, плохо я тебя учил! – вздохнул Ненароков.
– Почему это стыдно? – сделал вид, что обиделся Бебут.
– Вот ты почти до сорока лет дожил, а так и не понял, что в любом деле главное – люди! А люди везде одинаковые, хоть в маленьком киоске, хоть в «Севернефти». Все они бояться за себя!
– В теории все просто. На практике трудно!
– А я разве говорю, что легко. Я говорю, трудно, но можно! Помнишь, как ты в десятом классе дрался на городских соревнованиях по рукопашке в финале?
– Почти и не помню…
– А я помню! Противник был Радик Ваганян из сельхозтехникума… Он же был сильнее тебя по всем статьям… И тяжелее, и по количеству побед, да и по мастерству… А победил ты! Почему?
– Ну, почему?
– Потому, что ты его не боялся! Ты не считал его сильнее себя.
– Роман Григорьевич, хватит вам меня воспитывать… Я и так делаю, что могу…
– А не надо, что можешь. Надо сделать то, что надо! Ты понял?
– Понял. – сдался Бебут.
На своего Учителя Бебут не обижался. Потому, что любил. Как и все остальные ученики.
В свое время, когда с Ненароковым случилось несчастье, и он лежал в районной больнице, Ермолай с одноклассниками сутками дежурили в коридоре и под окнами его палаты. Профессор то и дело погружался в бессознательное, состояние, врачи ничего толком сказать не могли, а ученики Романа Григорьевича отказывались уходит домой.
Событие, которое привело Ненарокова на больничную койку, было загадочным.
Случилось оно в лесу, недалеко от города.
Как и большинство кормиловцев, Профессор был заядлым грибником. В ясные осенние дни он приносил домой полные корзины мясистых белых грибов и плотных обабков.
Однажды в конце августа Роман Григорьевич отправился в лес, но не в тайгу, а через железнодорожный переезд, в березовые рощицы, за груздями. Ушел он из дома рано утром, когда в ясном небе тихо светило спокойное, притомившееся за лето солнышко, а в обед неожиданно из-за таежного горизонта набежали толстые сизые облака, и началась гроза. Продолжалась она не долго и закончилась так же внезапно, как и началась.
Ненарокова нашли возвращающиеся домой две пожилые женщины, также ходившие в березники за грибами.
Он лежал на прогалине под мачтами высоковольтной линии электропередачи. Профессор был без сознания, дыхание не ощутимо, пульс почти не прощупывался.
Когда его доставили в больницу, врачи обнаружили две крошечные почерневшие точки на коже позади левого уха. Проведя консилиум, доктора предположили поражение нервной системы молнией или электрическим разрядом с высоковольтной линии.
Профессор пришел в себя через три дня. После этого он быстро пошел на поправку и вскоре был выписан из больницы без всяких остаточных явлений в организме.
О том, что с ним случилось, он ничего рассказать не мог. Бежал, стремясь укрыться от дождя, и внезапно потерял сознание. Вот все, что он помнил…
…Ермолай с Ненароковым неспешно двинулись по поляне к дорожке, ведущей в культурную часть городского сада.
– Роман Григорьевич, а вы никогда не хотели уехать из Кормиловска? – спросил своего учителя Бебут.
– Уехать? Куда? – приостановился Профессор.
– Ну, куда-нибудь… Что здесь хорошего? Даже не областной центр! В сущности, махровая глушь!
Ненароков задумался.
– А я уезжал! Меня же после пединститута в армию призвали… Во флот. Там я с одной кралей и познакомился. Женили меня… Я, правда, через год от нее сбежал, но потом еще два года в Симферополе прожил…
– Не понравилось?
– Нет.
– Почему? Крым. Тепло…
– Холодно. Для меня холодно. Мне здесь тепло. Там – чужое все. Не уютно мне было. Одиноко. Хотя вроде бы и друзей много. И учеников. А все равно.
Они вступили на песчаную дорожку и пошли на звуки духового оркестра. Через несколько минут перед ними открылась главная аллея сада, полная музыкой и людьми.
– Как насчет шампанского, Роман Григорьевич? – спросил Бебут, чтобы не дать возобновиться воспитательному процессу. – Благодарный спасенный угощает.
– А что ж, и в самом деле, неплохо бы сейчас принять по бокальчику! – согласился Профессор.
Город отмечал день Военно-Морского флота.
Был вечер. Во влажном приморском воздухе плавали освещенные окна домов, разноцветные рекламы и праздничные гирлянды из электрических лампочек.
На площади, у памятника адмиралу Нахимову, играл духовой оркестр.
Бебут сидел за столиком в кафе в нескольких кварталах от памятника.
Вальсы докатывались до кафе негромкими успокаивающими волнами. В далеком сибирском городе, где Бебут родился и вырос, тоже по вечерам в парке играл оркестр. Только там в медные трубы дули не моряки, а пожарные и работники маслосырзавода.
