Слезы дракона - Брайан Дэвис

Но мужчина не отозвался, он пристроил на голову котелок и двинулся дальше.

— Бат? — переспросил Билли. — Что за Бат?

— Бат Мастерсон.

Широко раскрыв глаза, Бонни раскинула руки. Лицо ее смертельно побледнело, и Билли вспомнил, как нес ее, мертвую, через мост в седьмом круге, сейчас она выглядела точно так же, как тогда. Она впилась ногтями ему в руку.

— Я вернулась!

— Вернулась? Куда?

— В шестой круг. Но сейчас… сейчас здесь все как-то по-другому. — Она показала на Бата. — Мы с Шайло были в этой деревне и видели именно этого человека. — Она, согнувшись, перешла улицу и упала на скамейку у внешней стены магазина. — Здесь мы сидели, когда он шел мимо. — Бонни провела пальцами по спинке скамейки. — Но отметок Шайло здесь нет.

Билли сел рядом.

— Каких отметок?

— Тех, которыми Шайло отмечала годы. — Бонни погладила темное от времени дерево сиденья. — Скамейка та же. Я в этом уверена.

Билли завел руки за голову, переплетя пальцы, и откинулся назад.

— Догадываюсь, кое-что изменилось. Ты рассказывала, люди вели себя так, словно вас тут нет… — Он кивнул на человека в котелке, который как раз поворачивал за угол. — Но этот-то обратился к тебе.

— Верно. Когда я раньше была здесь, Шайло дергала Бата за рукав и просила еды, но он даже не посмотрел на нее.

Билли резко подался вперед и подпер подбородок руками.

— Хм-м-м…

— Что ты мычишь?

Билли машинально пнул камешек.

— Этот город… Судя по истории в Fama Regis, он был гораздо старше, что-то вроде средневекового. Может быть, он как-то осовременился.

— И стал выглядеть, как дом для новых постояльцев?

— Можно и так сказать. Что бы ни значило слово «дом». — Билли помолчал.

Женщина в цветастом платье, колышущемся у нее на бедрах, бросила на них беглый взгляд и быстро отвернулась. Билли расстегнул куртку и вытянул рубашку — грязную, мятую и промокшую. Одежда Бонни выглядела немногим лучше. На спине ее растеклось черное вертикальное пятно, как раз в том месте, где прежде размещались крылья. О джинсах не стоило и говорить, такими они были грязными.

Когда женщина завернула за угол, Билли продолжил:

— Я знаю только то, что в этом месте полно драконов в человеческом облике. И здесь же находится жена Мерлина.

— Жена Мерлина? — На лбу Бонни пролегла глубокая морщина. — Я должна была бы знать о ней, потому что профессор — его потомок. — Она потянулась и зевнула. — Но раньше я об этом никогда не думала.

Билли встал, стянул куртку и, сложив, стал пристраивать на спинку скамейки под голову Бонни.

— У тебя очень усталый вид.

— Я и в самом деле ужасно устала. — Она опустилась на скамейку и легла на спину, положив куртку на подлокотник скамейки. Опустив веки, она подтянула колени, чтобы дать место Билли. — В последнее время я почти не спала.

— Чуть меньше, чем я, это точно.

Бонни тихонько хмыкнула.

— Что в этом смешного? — спросил Билли.

Она поерзала на скамейке.

— Какое-то странное чувство, крылья все время напоминают о себе.

Билли сел и положил руку на спинку скамейки:

— Устраивайся поудобнее, а я расскажу тебе целую историю.

Пока Билли рассказывал Бонни, что он прочел в Famа Regis, она с трудом сдерживала зевоту и моргала, изо всех сил стараясь не уснуть. Когда над ними сгустились сумерки, Билли приступил к той части, в которой Мерлин видит свою жену со свитком.

Бонни прервала его чтение зевком:

— То есть ты собираешься найти ее и своего отца и вывести их?

— Именно так. — Он тоже зевнул и прилег на скамейку. — Я думаю, что найти ее будет нетрудно. В этом городе человек со свитком бросится в глаза. Но теперь, когда городок так изменился, я не уверен, что знаю, где искать.

— А как насчет других? — спросила Бонни. — Их ты можешь вывести?

— Думаю, что попробую. После двух молитв в Fama Regis говорится: «Хотя ты вождь, не все последуют за тобой, потому что много званых, но немного призванных». Когда мы пойдем, я все учту, но вот одного я не знаю. Когда мы оказались здесь, я услышал голос, тот же голос, что слышал в кэндлстоне, когда Мерлин извлек меня. Он сказал, что я должен идти в театр.

Бонни снова зевнула и сказала умирающим голосом:

— Я помню театр… Это там… где я нашла Палина… — Ее бормотание перешло в ровное глубокое дыхание.

— Ну и ладно, — сказал он, расшнуровывая ботинок Бонни. — Утром мы первым делом и займемся поисками.

Он стащил и второй ботинок. Носки ее совершенно промокли. Вечерний воздух был сухим и теплым — как раз годился для просушки носков. Он стащил свою обувь и, устроившись на скамейке, закрыл глаза. На улице стояла тишина.

В воздухе висел приятный аромат древесного дыма. Легкий порыв ветерка принес нежные звуки скрипки, полные печали и одиночества.

Он позволил голове упасть на грудь и погрузился в приятное забытье сна. Далекий колокол ударил восемь раз, и с каждым ударом голова Билли чуть откидывалась назад, и с последним звуком он окончательно погрузился в сон. В нем он стоял перед алтарем, и рядом с ним была Бонни. Пока пастор произносил слова свадебного обряда, он краем глаза поглядывал на Бонни. Он отчетливо видел ее лицо, но почему-то ему хотелось заглянуть ей за спину, посмотреть, есть ли у нее крылья. Он должен был знать, остались ли у нее крылья. Что в этом такого? Он женится на ней, не так ли? Неужели у него нет права узнать, есть у нее крылья или нет? Но он никак не мог заглянуть ей за спину.

Пастор продолжал:

— В болезни и здравии, в богатстве и бедности, в бедах и радости…

Билли никак не мог сосредоточиться. Он все время думал: «С крыльями или без?»

Пастор, который внезапно обрел облик профессора Гамильтона, сказал:

— Уильям!

Билли внезапно очнулся. Пришло время сказать «Обещаю!». Он попытался вернуться к прежним мыслям, но спина Бонни оставалась вне поля его зрения. Он откашлялся и открыл рот.

Часы пробили снова, и Билли рывком вынырнул из сновидения. Все еще в полусне, он считал удары колокола, пока они не пробили двенадцать раз. Когда улетел отзвук последнего, направление ветра изменилось. Через несколько секунд колокола зазвучали снова, но теперь они отмеряли время в обратной последовательности. Одиннадцать ударов. Еще несколько секунд, и прозвучали десять ударов, а потом девять. На восьмом ударе сумрак стал рассеиваться, и город мгновенно залило светом восходящего дня.

Билли не мог понять, спит он или уже проснулся. Для сна все было слишком реально, но и слишком странно, чтобы быть реальностью. Через минуту-другую свет снова померк, быстро уступив место темноте. Часы продолжали отбивать время: четыре часа… три… два… один, а затем после долгой паузы ветер снова сменил направление и принес эхо одинокого колокола… Билли окончательно перестал что-либо понимать.