Сын - Филипп Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эскуте надеялся, что Жирный Волк отправит жену к нему, но до сих пор Жирный Волк не собирался ни с кем делиться.
– У меня полно своих таи’и[63]. Мне не нужны подачки толстяка. – Эскуте покосился на Неекару. – Но с другой стороны, ты…
– Мне хватает своих.
– Ага, старух.
– Вроде твоей матери.
– Я тебе этого не спущу.
Повисла тишина. Я придумал кучу историй про разных девчонок, с которыми у меня что-то было, но Неекару и Эскуте все и так про меня знали.
После обеда я спустился к ручью почистить свой трофей.
Отскоблил мясо и жир, сполоснул, потер шершавым камнем, еще разок сполоснул, тщательно отодрал тоненькую пленоч ку фасции, пока вся внутренняя поверхность скальпа не стала белой, чистой и мягкой. Потом набрал воды в деревянную миску, добавил туда мыльной юкки и тщательно промыл волосы, аккуратно расправляя прядь за прядью и стараясь не дергать резко, как будто делавар все еще мог что-то чувствовать; я распутал все колтуны, выбрал травинки, перхоть, засохшую кровь и прочий мусор. Я расплел его косы и заплел заново, пристроив на прежние места все красные и бирюзовые стеклянные бусы. Потом растер сало с костным мозгом и старательно втер эту массу в кожу скальпа, дал подсохнуть и натер еще раз. Растянул свой трофей на распялке из ивняка, отнес к типи и повесил сушиться в тени.
В тот вечер мы болтали допоздна. Я повесил скальп над своей головой и любовался, как он вращается в потоках теплого воздуха, поднимающегося от очага. Угли потемнели, мы уже засыпали, как вдруг снаружи что-то зашуршало, словно кто-то пытался забраться в типи. Парни насторожились. Судя по прическе, ночным гостем оказалась женщина, но прочее в темноте было не разглядеть.
– Если ты пришла к Эскуте, то я здесь.
– А Неекару прямо перед тобой, по ту сторону очага.
– Вы оба, размечтались, – произнес женский голос. – Забудьте, что я вообще здесь.
– Жена Жирного Волка. Ты смеешься надо мной.
– Где тут Тиэтети?
– Он здесь, – отозвался Эскуте. – Ты с ним сейчас разговариваешь.
– Он здесь или нет?
– Вот уж не знаю. Тиэтети, ты тут? Нет, наверное. Я видел, как он пошел на пастбище. Трахни Кобылу собирался показать ему пару приемов.
– Какой же ты засранец, Эскуте, – рассмеялась Жуткая Лентяйка.
– Но ведь забавный?
– Иногда.
– Неекару, у меня плохие новости. В тысячный раз в наше типи пришла женщина, и опять не к тебе.
– Отвали, – буркнул Неекару.
– А Тиэтети, – торжественно объявил он, – пришла пора становиться мужчиной. Этот процесс требует физической близости. И если ты, конечно, не предпочитаешь наблюдать, как действует мастер, тебе лучше сказать этой женщине, самой прекрасной из женщин команчей, хотя и самой ленивой, где в этом типи лежишь именно ты.
– Я тут, – робко пролепетал я.
– Неекару, тощий извращенец, не думай, что сможешь валяться здесь и тихо дрочить. Давай поднимайся, не мешай Тиэтети.
– Be’а тса накекупаре[64].
– Я бы предпочел остаться, – возразил Эскуте. – Потому что я мудрый, великий воин и когда-нибудь стану вашим вождем.
Они с Неекару собрали свои одеяла и выбрались наружу.
– Тиэтети, скажи что-нибудь, чтобы я могла отыскать тебя.
– Иди направо, вдоль стенки.
Я почувствовал, как ее руки коснулись одеяла. В полной темноте лишь по тихому шуршанию ткани можно было догадаться, что женщина снимает одежду. Она скользнула под одеяло. Кожа у нее была такая гладкая. Она поцеловала меня в шею, тонкие пальцы погладили живот; я хотел было обнять ее, но она удержала мою руку, продолжая ласкать живот, бедра; мне, наверное, надо было что-то сделать в ответ, и я потянулся к пушистым волоскам у нее между ног, но она опять остановила меня. Я покорился. От меня вроде ничего не требовалось. Она взрослая женщина, и командовать должна она.
Она явно думала так же. Нежные ноготки щекотали мою грудь, игриво пробегали по бедрам, а она медленно и томно целовала мне шею. Это продолжалось гораздо дольше, чем я себе раньше воображал, но в конце концов она оказалась на мне верхом, а я – внутри нее.
С шумом отодвинулся полог типи, Эскуте просунул голову внутрь:
– Ну как, долго, жена Жирного Волка? Минуту? Дай-ка угадаю, он уже пеа[65].
– Пошел вон, – совсем не злобно огрызнулась она. – Иди дрочи с Неекару.
Она чмокнула меня в нос. Прижалась крепко-крепко, я начал было двигаться, но она удержала меня:
– Погоди. Тебе так нравится, маленький братец?
Я промычал что-то невнятное.
Она шевельнула бедрами:
– А так? Хочешь так?
– Да.
– Хмм. А может, не надо…
Я промолчал.
– Нам лучше просто полежать так, – шепнула она.
Я нервно откашлялся.
– Мне тоже хорошо, – нежно сказала она.
Чувство невероятной близости охватило меня. А потом она начала медленно двигаться, продолжая сжимать мои руки. От нее пахло свежо и сладко.
– На самом деле меня зовут вовсе не Жуткая Лентяйка, – нежно прошептала она. – Мое настоящее имя – Одинокая Птица.
До возвращения Неекару и Эскуте мы с Одинокой Птицей сделали это пять раз. Я ждал, что Эскуте обязательно что-нибудь скажет, но он промолчал; они с Неекару пошептались, потом Неекару забрался под одеяло, а Эскуте тихонько подполз к нам. Он нащупал пышные волосы Одинокой Птицы, осторожно коснулся моего лица, похлопал меня по груди и сказал что-то на языке команчей. Я не понял ни слова, а Одинокая Птица что-то пробормотала сквозь сон в ответ, и тогда Эскуте наклонился и поцеловал ее волосы и еще раз похлопал меня и поцеловал в лоб. И вернулся на свое место.
Я проснулся. Разбудил Одинокую Птицу, и мы сделали это еще раз.
На рассвете, когда кружок неба в дымоходе нашего типи из черного стал серым, она приподнялась. Я потянул ее обратно.
– Нет, – шепнула она. – Уже поздно.
– Расскажи, почему тебя прозвали Жуткой Лентяйкой.
– Потому что я выполняю работу всего за десятерых мужчин, а не за пятьдесят. – Склонившись, она нежно поцеловала меня. – На людях не смотри на меня. Может, у нас с тобой никогда больше ничего не случится. Мой муж впервые отправил меня к другому мужчине, и не представляю, в каком настроении он меня встретит.