Черная Шаль. Книга 1 - Алексей Резник

– Но есть у нас и не менее могущественные друзья. Так вот, ситуация сложилась следующая: в вашем городе на элитном Александровском кладбище похоронили друга наших друзей и наши друзья попросили нас, то есть Организацию, обеспечить надлежащую охрану могилы в течение девяти дней, но кто-то нас опередил и разграбил могилу как раз в ночь накануне пятидесятилетнего юбилея Антонины Кирилловны Кобрицкой. Раскопали могилу, как я сейчас могу предполагать, ваши цыгане. А выкопать они оттуда могли все что угодно. Вполне вероятно, что вы ухитрились купить ко дню рождения любимой тещи некий предмет, условно выглядевший черной шалью, выкопанный из чьего-то гроба…

Я, не спрашивая разрешения, подошел к телефону и сосредоточенно нахмурившись, набрал комбинацию цифр нашего домашнего номера и пока набирал, коротко и убежденно сказал Сергею Семеновичу:

– Нет, неоткуда было взяться этой шали, как из какой-нибудь чертовой могилы!

– Вы куда звоните? – спросил Стрельцов.

– Домой, куда же еще?!

Я слушал длинные гудки примерно в течение минуты, и на лице моем с каждым гудком все отчетливее проступало беспокойство.

– Не отвечают, – с досадой сказал я и положил трубку на рычажки, положительно не зная, что мне делать дальше.

– Вы испытываете тревогу?

Тесть с утра прихворнул, – объяснил я и, подумав, еще кое-что объяснил: – Чем-то внешне он напомнил мне тёщу в день её смерти.

– Чем именно?

Я немного подумал и ответил:

– Теща утром после именин, когда «скорую» ей вызвали, рассказывала: сон ей приснился – будто в могиле она лежит, в тёмной и холодной. И сама даже удивилась, что проснуться смогла, а когда проснулась – на плечах у неё лежала чёрная шаль.

– Вы видели своими глазами, что шаль у нее лежала на плечах, когда она проснулась?

– Нет, своими не видел, поздно встал, шаль уже тесть убрал обратно в шифоньер. Но мне и видеть не надо было, вполне достаточным оказалось посмотреть на тещу, чтобы поверить в ее сон, в эту могилу, которая ей снилась и где она лежала. Самое главное, это – глаза тёщины, смотрелись они темно и безнадежно мёртво, без проблеска мыслей или эмоций и напоминали два окна чужого и таинственного дома, где никто никогда не жил, а вместо пола там дышит ледяным холодом и непроглядной чернотой бездонный провал, напрямую сообщавшийся с самой преисподней.

– Вы это кого-то процитировали? – захотел уточнить Сергей Семенович.

– Да. А кого точно – не помню. Но точнее я бы не мог выразить свои ощущения, возникшие у меня при виде тещи в то утро… и при виде тестя – в утро сегодняшнее! – я помолчал и весомо добавил: – в нашей квартире происходят опасные для жизни людей события и явления, и их нужно немедленно пресечь! Шаль, наверняка, пропитана какой-нибудь ядовитой дрянью, и я бы с удовольствием побыстрее хотел бы выяснить – какой именно?

– Пожалуй, вы нас убедили, – с непонятным любопытством глядя на меня, веско сказал генерал-майор Панцырев, – Майор Стрельцов сейчас со спецгруппой съездит к вам домой и заберет эту шаль. Мы её немедленно, с первым же рейсом, отправим в Москву для подробного анализа и исследования на базе лаборатории «Стикса». А вы, Валентин Валентинович пока останетесь здесь, в этом номере…

– Но… – попытался запротестовать я.

– Никаких – но! Остаться здесь, это – единственный для вас шанс выжить. Хорошенько это себе уясните!

Аджаньга, стоя на лестнице эскалатора, спускался в роскошное подземелье метро, залитое светом и облицованное мрамором. Он с любопытством рассматривал окружавших его со всех сторон людей. Люди, в свою очередь – особенно те, что поднимались ему на встречу вверх по эскалатору, отвечали Аджаньге не менее пристальным и продолжительным взглядом. Аджаньга, естественно, не мог знать, что виной нездорового внимания к нему сотен пассажиров метрополитена являлся неправдоподобно огромный уродливый нос, придающий лицу унгарда в целом отталкивающее, вопиюще безобразное, внушающее отвращение и ужас выражение.

Корректные москвичи и гости столицы мужественно не менялись в лице при виде Аджаньги, не кривились брезгливо, не плевались, не показывали на него пальцем, а просто молча таращились на унгарда, возможно, радуясь, что столь удивительное уродство не постигло их самих.

А между тем, нос у Аджаньги, пока он спускался на эскалаторе, стал как-то по особенному неприятно чесаться и даже, кажется, болеть где-то под переносицей и непрошеная боль эта немедленно принялась щелкающе отдаваться в теменной и затылочной частях черепа. Не понимая, что с ним происходит, не имея представления об элементарной боли в том качестве, как ощущает её человек, Аджаньга не на шутку испугался и резко замотал из стороны в сторону огромной огненно-рыжей головой, словно пёс, набравший полные уши воды.

– Осторожнее, молодой человек! – послышался за спиной Аджаньги сварливый женский голос, вы же не один здесь, не дома у себя! Трясете перхотью, словно в хлеву находитесь!!

Аджаньга скорее по тону, чем по смыслу догадался, что обращаются к нему, и немедленно, как требовали правила местного этикета, оглянулся к пожилой женщине, сделавшей ему замечание.

У женщины чётко читалось на морщинистом лбу: «Я стерва – будьте осторожны!!» Но Аджаньга не умел читать по чертам человеческого лица, да и пока весьма слабо воспринимал чужой язык на слух, совсем не разбираясь в интонациях, и оглянувшись на женщину, не получил от ее внешнего вида какое-нибудь особенное впечатление, и не понял – что же ей было от него нужно. Однако, тем не менее, он счел обязательным спросить: «Вы что-то сказали?»

Ничего хорошего из его попытки не получилось. Не владея еще в достаточной мере новым голосовым аппаратом, Аджаньга надул щеки, хлюпающе пожевав жабьими губами и просто-напросто плюнул женщине в лицо.

Либо неожиданный плевок, либо омерзительная морда Аджаньги, а наиболее вероятно – и то и другое в общем комплекте, сокрушительным образом подействовали на бедную женщину, впервые в жизни столкнувшуюся с человеком более наглым, чем она сама.

С женщиной случилось мерзкое и постыдное – она потеряла сознание, бурно и обильно обгадившись при этом, и даже Аджаньге сделалось противно. Заметив нездоровую суету, поднявшуюся вокруг себя и повалившейся на ступеньке эскалатора женщины, он покрепче сжал лямки сумки и бегом спустился по движущимся ступенькам, осторожно лавируя между пассажирами, через несколько секунд благополучно выбежав на твердь гранитной платформы станции.

Вскоре подошел электропоезд и под шипенье открывшихся дверей Аджаньга окончательно пришел в себя, очутившись через секунду внутри вагона. Двери закрылись, электричка тронулась вперед к следующей станции, а Аджаньга вновь оказался центром внимания в переполненном пассажирами вагоне. Нос у него разболелся не на шутку, когда поезд набрал скорость и мчался сквозь зловещий мрак туннеля. Ему сделалось невыносимо дурно, и он опять затряс головой, стараясь прогнать дурноту и боль в носовой пазухе. К тому же неосознанно Аджаньга начал издавать легонькое, очень неблагозвучное присасывающее похрюкивание, а может быть – причмокивающее, но не суть важно – главное, что стоявшие в непосредственной близости от него, как специально подобравшиеся, также как и на эскалаторе, женщины, быстренько достигли крайне дурного расположения духа.