Гарем - Кэти Хикман

Снаружи послышалось приглушенное шуршание, затем тишина. Селия в страхе зажмурила глаза. Ничего. Должно быть, посетительница положила ладонь на ручку двери. И вдруг тихий скрип. Дверь медленно приотворяется на несколько дюймов и снова застывает неподвижно. Селия чувствует, как кровь пульсирует в сосудах головы. Она задыхается. Ей кажется, что она больше не выдержит. Она распахивает глаза и чуть не вскрикивает.

Чей-то глаз смотрит прямо на нее сквозь отверстие в ажурной решетке. Охваченная ужасом, девушка подается назад, ее сердце колотится так громко, что женщина наверняка может это слышать. В голове Селии вспыхивают многочисленные вопросы.

«Что происходит? Почему мы спрятались? Я имею полное право находиться в этой комнате. Сейчас я подойду, открою дверь, — говорит себе Селия, — и встречу эту посетительницу».

Но почему-то она не может даже шелохнуться. Каждая жилка ее тела кричит, что надо окаменеть. Неподвижность дается ей с трудом, она чувствует, как колени ее начинают подгибаться.

И как раз в эту минуту Эсперанца исчезает. Она тянет на себя дверь и, доведя ее ровно до того предела, до которого та была притворена перед ее приходом, своей странной походкой идет на другую сторону двора. У входа в помещения хасеки женщина снова останавливается и, на этот раз не оглядываясь и не таясь, скребется в дверную створку.

Та сразу распахивается. Селия видит, как из складок своего просторного черного одеяния женщина достает какой-то пухлый сверток, невидимая рука забирает его, и дверь закрывается так же бесшумно, как она отворялась. Эсперанца Мальхи продолжает свой путь, ее палка отчетливо постукивает по камням дворика.

Через несколько минут она исчезает из виду. Девушки минуту молчат, затем вдруг Аннетту охватывает приступ смеха.

— Ох, что у тебя за лицо! — хохочет она. — Боже милосердный, какая ты, оказывается, трусиха! Ты выглядишь так, будто видела привидение.

— Как она смотрела на меня… — Вся дрожа, Селия без сил опускается на пол. — Клянусь, она смотрела прямо на меня.

— Забавно!

Аннетта едва не падает на диванные подушки и, прижав кулак ко рту, пытается приглушить смех.

— Ты думаешь, она видела меня?

— Конечно нет. Здесь так темно, что она ничего не могла рассмотреть. После яркого света дня ей, наверное, показалось, что тут не светлее, чем в могиле.

— Но она была совсем рядом.

Селия поднимает ладонь, собираясь показать пальцами, насколько близко к ней стояла Эсперанца Мальхи, и замечает, как сильно дрожит ее рука.

— Знаю я. Но какое смешное у тебя лицо!

Приступ смеха, похожий на истерический, овладевает Аннеттой. Она катается по дивану, золотистая шапочка, пришпиленная на самом затылке, падает с ее головы.

— Перестань! Прошу тебя, перестань. — Селия трясет ее за плечо. — Ты меня пугаешь.

— Н-не м-м-могу.

— Можешь. — Новая мысль встревожила Селию. — Кроме того, тебе нельзя находиться тут, у меня. Возвращайся к себе. Разве валиде не станет разыскивать тебя?

— Нет. Она всех нас услала на несколько часов. Так обычно бывает, когда она ждет прихода Эсперанцы.

Но упоминание имени валиде тем не менее произвело мгновенный и почти пугающий эффект. Аннетта села, потерла глаза и внезапно обрела прежнюю деловитость.

— О мадонна, как я голодна! Клянусь, я съела бы сейчас лошадь!

— Голодна?

Селия смотрела на нее в удивлении. Сама она ощущала при мысли о еде лишь слабую тошноту.

Какое-то время Аннетта спокойно сидела, приводя в порядок прическу, потом приладила к волосам шапочку. Будто ничего не случилось, будто напряжение, которое они только что испытали, исчезло, испарилось.

— В монастыре, — начала она, обретая обычную приподнятость духа, — всегда говорили, что я слишком много смеюсь и слишком много ем. — Внезапно она резко смолкла. — Что это?

— Что?

— Вон там, посмотри, у порога.

Селия подошла ближе к двери.

— Как странно.

— Что странно?

— Это похоже… похоже на песок, — неуверенно произнесла Селия. — Синий и белый песок. И посмотри! Он насыпан таким образом, что получился рисунок. — Она вгляделась внимательнее. — Похоже на глаз.

— Глаз? — Аннетта подскочила с дивана и бросилась к Селии, словно собираясь оттащить ее от порога двери. — Не прикасайся к нему!

— Будь спокойна, к этому я ни за что не прикоснусь.

Но как раз в ту минуту, когда подруга схватила ее, Селия потеряла равновесие, пошатнулась и чуть не упала, толкнув при этом плечом Аннетту. От этого толчка нога девушки ступила в кучку рассыпанного песка. Обе в страхе застыли.

— Что я наделала? — Пораженная Аннетта уставилась на свою ногу.

— Ничего ты не наделала. Зайди обратно в комнату.

Сохраняя спокойствие и стараясь говорить как можно увереннее, Селия потянула подругу к себе и закрыла за той дверь. В наступившей тишине обе уставились друг на друга.

— Что ж, теперь нам стало известно кое-что о Эсперанце Мальхи. То, чего мы не знали раньше, — произнесла побледневшая Аннетта. Она во все глаза уставилась на Селию. — Клянусь Господом Богом, эта женщина настоящая колдунья.

Стамбул, полдень 2 сентября 1599 года

— Где его обнаружили?

— У северного павильона, госпожа. Как раз у самой дворцовой стены.

Сафие-султан смотрела на распухшее туловище Хассан-аги, лежавшее перед нею на ложе подушек.

— Что у него в руке?

— Камышинка, госпожа. — Евнух в смущении опустил глаза. — Это необходимо для того…

— Я знаю, для чего используются такие вещи, — нетерпеливо прервала его валиде. — Врач здесь?

— Да, госпожа. Он в покоях мальчиков. Пригласить его?

— Немедленно. И пусть поторопится.

По сигналу, поданному валиде, другой евнух поставил для нее кресло, а еще двое внесли складную ширму, за которой она могла оставаться, пока врач осматривал больного. Сафие-султан опустилась в кресло и огляделась. Донести Хассан-агу до главного лазарета не удалось, поэтому его поместили в большой комнате, ближайшей к главным воротам. Солнце сюда никогда не заглядывало, его лучи скользили лишь по краю высоких стен. Появление валиде в этой части дворца было таким редким явлением, что кучкой евнухов, обитавших здесь, овладели недоумение и оторопь. Стражи гарема, ошеломленные событиями последних нескольких часов, сгрудились в наружном коридоре. Вид их — приоткрытые рты, отвисшие челюсти, руки, рассылающие немые знаки от одного другому, — приводил ее в бешенство.

«Что за дурни! Думают, я не понимаю, что́ они сообщают друг другу на языке жестов, — мелькнула у нее сердитая мысль. — Какие болваны. Да у любой из моих женщин больше соображения, чем у них всех, не считая Хассан-агу, разумеется. О чем он только думал, как попал в такую переделку? Неужели не верил в то, что я смогу обеспечить ему безопасность? Что ж, нравится мне это или нет, теперь все выплыло наружу; к тому же скрывать случившееся и дальше нет возможности, слух об отраве скоро выйдет наружу. Но пока у меня есть некоторое время, есть свобода маневра».