По мосту через пропасть - Лора Брантуэйт

А потом она увидела ее. Анну. Какая фея ее сюда отправила, совершенно непонятно. Но это была Анна, несомненно. На Анне было вечернее платье — настолько простое и безыскусное, что лишь подчеркивало плавную красоту линий ее тела и яркость лица. Сьюзен стояла у входа в ложу. Она видела, какими глазами на Анну смотрит Адриан. На нее саму он так никогда не смотрел. Вот, значит, где прочерчена граница между «подругой» и «желанной женщиной».

Вот как Адриан смотрит на ту, которая для него важнее и прекраснее всех других. Его единственная роза… Черт бы побрал этого Экзюпери.

Сьюзен развернулась на каблуках: она не хотела, чтобы Адриан заметил, как в ее глазах вскипают злые слезы. Она рванулась в ложу — и налетела на Джеймса.

— Что такое, Сью? — Он придержал ее за плечи. У него были большие и жаркие ладони. Сильные. Руки настоящего мужчины.

Как ты там говорил, Эйд? Будет счастлива с кем-то другим? Хорошо. Стоит, пожалуй, начать прямо сегодня! Ты все же не единственный мужчина на свете, и очень скоро это поймешь!

— Ах, прости, Джеймс, я сама не своя. Не знаю, что такое… — Она отступила на шаг — так, чтобы он невольно погладил ее, а не просто опустил руки, и дала ему полюбоваться собой. Бросила быстрый взгляд из-под ресниц. — Пойдем? Сейчас уже погасят свет.

— Да-да.

Ей показалось или Джеймс смутился?

Впрочем, если это и было смущение, то длилось оно недолго. Сердце Сьюзен билось быстро — еще бы, столько эмоций: злость, обида, боль, мстительное наслаждение, азарт. Сьюзен ощущала, как напряжен Джеймс, и напряжен из-за нее. В темноте она чувствовала его скользящий взгляд на шее и на груди, и кожа становилась горячей под этим взглядом.

Это была игра с огнем — опасная, жгучая, сладостная.

Адриан сидел, как ледяная статуя. В какой-то момент Сьюзен почти забыла о его безмолвном и недвижном присутствии.

Тетя Маргарет нервничала — интересно, отчего? Из-за встречи с Анной? Или улавливала, что происходит сейчас между Сьюзен и Джеймсом.

Во время антракта Сьюзен и Джеймс гуляли по коридору. Она будто невзначай взяла его под руку, и он был не против. Она почти не слышала, что он ей говорил. Ее заботило только то, что он не остался равнодушен к ее чарам. Похоже, в нем начинает вскипать та самая страсть, о которой Сьюзен столько читала в сентиментальных романах. И ей это нравилось, на самом деле нравилось…

Адриан бросил на нее озабоченный взгляд, когда они вернулись в ложу, но ничего не сказал. Он выглядел очень мрачным, и эта мрачность усиливалась с каждой минутой. На Джеймса Адриан даже не смотрел. Впрочем, Джеймс тоже смотрел по большей части на Сьюзен.

На выходе из зала Джеймс положил Сьюзен руку на талию, прижал, может быть, чуточку сильнее, чем следовало. Ее бросило в жар. Она едва не потеряла равновесие. В ней боролись стыд и яростное желание, разбуженное этим жестом, вполне допустимым и таким откровенным одновременно.

— Джеймс… — Голос Адриана напоминал скрежет камня о камень.

— Что? — Джеймс убрал руку. Тот участок, где она только что лежала, теперь холодило — кожа слишком разогрелась.

— Можно тебя на минуточку? — процедил Адриан и, не дожидаясь ответа, двинулся в сторону уборных.

— Леди, простите, мы вас догоним, — пообещал Джеймс и пошел вслед за братом. Обернулся: — Сьюзен, можно мне сегодня отвезти тебя домой?

Сьюзен медленно кивнула:

— Да.

Адриан почти не понимал, что делает. Глаза застилала красноватая мутная пелена бешенства. Он и не знал, что может испытывать такую ярость. — В чем дело, Эйд? — Джеймс вошел в мужской туалет на десять секунд позже.

Белоснежный кафель и никелированные поверхности отражали яркий свет, Адриан знал об этом, но ему все равно казалось, что здесь темно.

Он резко обернулся на голос Джеймса, схватил его за воротник и впечатал в стену. Прижал горло предплечьем.

— Эй… — Джеймс явно был ошеломлен. Во-первых, это пошло — драться в туалете. Во-вторых, это же его брат — тихий, спокойный Адриан!

Адриан остановил кулак в паре миллиметров от лица брата.

— Зачем — ты — это — делаешь?! — Каждое слово было, как удар.

— Что?!

— Не притворяйся! Ты взял за принцип — спать с каждой женщиной, которая мне дорога, да?! Просто чтобы не отстать, да? Ты… с Анной… Еще тогда следовало набить тебе морду, Джим. А теперь Сью… Она же тебя никогда не интересовала. Отойди от нее. Прочь свои грязные лапы, слышишь?

Джеймс попробовал вырваться — не получилось. Болел кадык, першило в горле, кислорода не хватало. Откуда в Адриане столько силы? Неужели он и вправду взбесился?

— Успокойся ты… — прохрипел Джеймс. — Не спал я с твоей Анной. А Сью сама мне…

Адриан все еще его держал, ввинчивался взглядом в глаза Джеймса, искал там ложь. Растерянность, недоумение, страх, физическую боль — находил, ложь — нет.

Он чуть-чуть ослабил хватку. Невыносимая злость и желание физически уничтожить отпускали. Где-то внутри просыпалась надежда. Надежда, что все еще может быть хорошо.

— Повтори.

Он перестал душить Джеймса и только крепко держал его за плечи. Дверь в туалет открылась — и закрылась снова. Деликатный попался гость.

— Я не спал с Анной, — угрюмо бросил Джеймс, потирая шею и кашляя. — Я просто так сказал, чтобы досадить вам. То есть я бы переспал, не отрицаю, но она была против. А Сью…

— Если ты ее обидишь, я тебя убью, — очень серьезно сказал Адриан.

— Верю, — ухмыльнулся Джеймс.

— За что ты меня так ненавидишь, Джим? — Может, это было не время и не место задавать этот вопрос. А может — самое то…

— Я тебя не ненавижу. — Глаза Джеймса стали очень черными и очень спокойными. — Я не умею тебя любить. Но тебя всегда все любили, Эйд, так что это нестрашно.

— Ревность, брат?

— Почему вдруг — «брат»? — горько усмехнулся Джеймс.

— Потому что брат. Прости, что сделал больно.

Адриан хлопнул дверью туалета. Ему было о чем подумать. Джеймсу тоже.

О чем думал Джеймс, неизвестно. Но он таки отвез Сьюзен домой в этот вечер.

Адриан спустился по служебной лестнице и обнаружил, к своему счастью, что служебный вход открыт. Это хорошо. Тетя простит его исчезновение, подуется и простит. А ему нужно побыть одному, правда…

Значит, это все — большое, огромное, страшное недоразумение. Получается, что он просто бросил Анну. А напоследок выкинул этот финт со Сьюзен…

Адриан кусал губы. От этой привычки его отучили еще в десять лет.

Джеймс одним едким словом разрушил такой прекрасный мир. Хотя несправедливо во всем обвинять только его. Если бы Адриан лучше его берег, ничего бы этого не было. Он бы до сих пор сидел в Эшингтоне в кофейне у Анны и был бы самым счастливым человеком на свете. Может быть, он захотел бы остаться там навсегда.