Слепой рывок - Андрей Ливадный

Обстановка тесной одноместной каюты, где разместили трех человек, заставляла его с тоской вспоминать о личном пространстве инмода.

– Башка раскалывается! – Стогматов сидел, монотонно раскачиваясь, бессознательно массируя виски. – В голове каша… Снится всякая дрянь…

– Ну, теперь ты заныл? – Сегодня у Ивана не получилось провалиться в сон, он ворочался с боку на бок. Воздух в каюте казался спертым, удушливым. Постоянное присутствие Нуоми и Вадима раздражало, доводило до бешенства.

– Это действие препаратов, – сипло прошептал Нуоми.

– Тебе почем знать?

– Я разбираюсь.

– Ну и как же умудрился попасть в капсулу?

– Денег хотел заработать. И оказаться в другом времени. Спустя три десятилетия.

– Зачем? – Стогматов поморщился от новой вспышки головной боли.

– Мир сошел с ума. – Нуоми словно заклинило. Он постоянно твердил эту фразу.

– Ты толком-то объясни? – Иван чувствовал, что не уснет.

– А сам не понимаешь?

– Нет.

– Кругом одни киберсистемы. Люди уже не в счет. Мы превратились в муравейник.

– Зато теперь все изменилось! – зло фыркнул Стогматов. – Ты, Нуоми, теперь сдохнешь, осознавая себя личностью!

– Не юродствуй. Стало только хуже. Разве гонку технологий остановили? Разве нас считают за людей? Залезть мне в голову – это нормально?

– Ну, у меня в мозгах тоже поковырялись! – огрызнулся Стогматов. – Что толку теперь причитать? Навыки-то появились, с этим не поспоришь! Хотя ума не приложу, как такое вообще возможно?

– Все из-за импланта, – горестно вздохнул Нуоми. – Он стал точкой доступа. Через него можно воздействовать на мозг. Раз за разом подавать одну и ту же информацию, например о способах пилотирования на ручном управлении. Наши биологические нейросети не способны игнорировать информацию, они вынуждены обрабатывать ее и обучаться. В результате появится навык, во многом доведенный до автоматизма. Только предсказать, какие наступят последствия, никто не возьмется. Я спрашивал. На Земле такие эксперименты запрещены. Так что у «Римп-кибертроник» две цели: зачистить Ганимед и получить результат запредельного эксперимента.

Такие разговоры не добавляли оптимизма, но по-настоящему Ивана беспокоило другое: с каждым днем он чувствовал растущий страх перед открытым космическим пространством. На симуляторе Стожаров показывал неплохие, но нестабильные результаты. Когда удавалось убедить себя в иллюзорности происходящего, тренировочные полеты давались легко, но стоило лишь подумать о реальном боевом вылете, и все, – руки цепенели, внутри разливалась сосущая пустота, рассудок отказывался служить ему.

А роковой день приближался. «Нормандия» захватила электромагнитными буксирами обе дрейфующие в космосе станции. Техники и сервы трудились над переоснащением «Игл». Откуда на борту рудодобывающих комплексов взялись аэрокосмические истребители, никто не пояснял.

Иван долго, мучительно искал выход из создавшейся ситуации и, кажется, нашел его. Двенадцать «Игл» и пятнадцать пилотов, – вот лазейка, обещавшая спасение. Он не боялся искусственных интеллектов, не страшился грядущего штурма – леденящий ужас ему внушал космос.

Он начал хитрить, показывать наихудшие результаты при работе на симуляторе, вызывая ярость капитана Подегро и лелея надежду оказаться в тройке аутсайдеров по результатам финального тестирования.

Каково ощущать себя полным ничтожеством?

Иван просто отмахивался от подобных мыслей.

Он вырос в виртуальной среде, не прилагая ровным счетом никаких усилий ради собственного выживания. Он толком ничего не умел и не знал. Он ничего не ценил, ни к чему не был привязан. Моральные ценности отсутствовали как таковые. Да и откуда бы им взяться? Из ежедневных тридцатиминутных, вызывающих лишь раздражение «семейных коннектов»?

Характер и убеждения каждого из нас незаметно выковываются в среде общения, по мере накопления жизненного опыта, но достаточно взглянуть на спектр сетевых реальностей, среди которых проходит взросление детей и подростков, то становится ясно: культ насилия как обыденного явления, бесконечные виртуальные войны, красочные сцены убийств с множеством кровавых спецэффектов, возможность в любую секунду исчезнуть, избегая любой ответственности за сказанное или сделанное тобой, копеечная цена человеческой жизни – прямое следствие бесконечного числа перезагрузок в случае «игрушечной» гибели, – все это и порождает никчемные душонки в оболочке гламурных аватаров.

Но Ивана трудно винить. Он вырос продуктом своего времени, своей социальной среды. Для него капитан Подегро выглядел сродни монстру. Он не спрашивал себя, почему тот рискует жизнью, как выдерживает бесконечные вахты и боевые дежурства, по многу часов оставаясь наедине с ледяной бездной космоса, во имя чего он вообще это делает.

Иван не стыдился своих уловок. Он шел на поводу инстинктивного страха, защищался, как мог и умел, не задумываясь: а что случится дальше, как он будет жить?

Сейчас казалось важным только одно: остаться на борту «Нормандии» в тройке неудачников.

* * *

Стожарову не повезло. Он оказался двенадцатым в списке по результатам финального тестирования.

На борту «Нормандии» оставались счастливчик Нуоми и еще двое – их Иван не видел с момента пробуждения и был крайне раздосадован, узнав, что они сошли с дистанции еще до начала тренировок. Их организмы просто не выдержали последствий длительного криогенного сна.

Он принял очередной удар судьбы молча, стиснув зубы. А что делать? Орать, биться в истерике? Не поможет. Подегро справлялся с моральными состояниями подчиненных быстро, болезненно и без особых изысков. Даст в морду, окатит пустым, леденящим взглядом выцветших от усталости глаз – вот и все успокоительное.

Нуоми исчез. Не вернулся в отсеки, отведенные новобранцам. Крейсер маневрировал, дважды корпус «Нормандии» передавал мощные толчки, временами отключались генераторы искусственной гравитации. Тошнотворное ощущение невесомости сменялось ускорениями.

Ночь накануне первого настоящего вылета тянулась мучительно. Сон не шел, зато в голову постоянно лезли тревожные мысли, страх перед грядущим глодал сжавшуюся в комок душу.

Вадим Стогматов, наоборот, крепко уснул. Его раздражающий храп превращал отдых в пытку.

Наконец, Иван забылся в тревожной удушливой дреме. Толчки и вибрации прекратились, крейсер лег на курс и теперь двигался с постоянным ускорением.

Рев сигнала тревоги пронзил, словно удар тока.

Иван мгновенно вскочил. Стогматов тоже открыл глаза, лежа потянулся, затем нехотя сел.

– Не мельтеши.

– Так тревога же!

– Без нас не начнут.

Двери кают открылись одновременно. В тесном коридоре возникла сутолока. Все были взвинченны, нервозность чувствовалась в каждом движении, жесте, слове.