Победитель получает счет - Светлана Алешина

– Ну да! То есть нет! Ой, не знаю я! – капризно выкрикнула Людмила. – Вроде бы он, только слышно было, как через тряпку, понимаешь?

– Понимаю, – ответила Лариса. – Ладно, с этим, я надеюсь, мы разберемся. Вот что, лучше тебе не оставаться одной. Давай я отвезу тебя кое-куда?

– Ой, нет! – запротестовала Людмила. – Я не поеду в незнакомое место!

– А у тебя самой есть где пересидеть?

– Я могу поехать к маме, – после некоторого раздумья ответила Политина.

– Кто-нибудь из твоих знакомых знает, где она живет? – спросила Лариса.

– Нет, никто. Абсолютно никто! – твердо ответила Людмила. – Я никому не называла даже район, да никто особенно и не интересовался. Знает, конечно, Александр, но…

– Решено! Сейчас я заеду и отвезу тебя к маме. Собирайся!

– А что мне взять? – вдруг деловито спросила сокурсница.

– Да ничего особенного. Не набирай много вещей. Только самое необходимое. Наверняка у твоей мамы все нужное есть. Жди. Через пятнадцать минут я подъеду.

В назначенное время Людмила была готова. Одетая в бежевый костюм, с пакетом в руках, она стояла в прихожей и ждала Ларису.

– Молодец! – похвалила ее Котова.

Через минуту они уже сидели в машине и направлялись к Милиной маме. Она жила далековато, но тем лучше! Ларисе вдруг стало интересно, как же Людмила, бедняжка, каждый день в течение пяти лет добиралась до института?

Словно прочитав эти мысли, Политина вздохнула:

– Как вспомню, с какими мучениями я ездила в институт! С двумя пересадками, а иногда и пешком приходилось идти! А теперь хорошо, машина своя. Сел – и доехал. Теперь не знаю, самой придется учиться водить, что ли? Или нанять шофера? Но это дорого! Все так дорого! Ты вот за сколько научилась?

– Я-то? – переспросила Лариса, не слушая болтовню Людмилы, а думая о своем. – Я – довольно быстро. Надо же было научиться, я пошла на курсы и освоила вождение…

В этот момент они подъехали к серому четырехэтажному зданию. Лариса проводила Политину до дверей, записала номер телефона ее мамы и приказала сразу же звонить, если подруга почувствует что-нибудь неладное.

А сама, вернувшись в машину, закурила и начала в который раз думать над тем, что делать дальше. Вот ведь черт дернул согласиться приходить на тот злополучный праздник, оказавшийся таким трагически грустным!

Тем не менее Лариса задумалась о том, как теперь быть. В любом случае, а расследование нужно доводить до конца. Она мысленно связала два момента: не совсем адекватные выходки угрожавшего ей человека, который намалевал глупую надпись в ее гараже, и заявление Людмилы о том, что голос звонившего человека напомнил ей голос Анатолий Караевского. А ведь жена Караевского Элен производит впечатление не совсем здоровой женщины…

Правда, на роль таинственного «шутника» почти идеально подходила еще одна кандидатура: Алена Хлебникова! Именно она, с ее детскими манерами, могла оказаться способной на такое. Подобное дурачество ей как раз к лицу. Но! Она же не с бухты-барахты все это затеяла, следовательно, есть причины? А причина может быть только одна – ее виновность в смерти Окорокова. Алену же весьма нелепо было бы подозревать в этом, поскольку у нее совершенно нет мотива. Нет у нее причин убивать ни Окорокова, ни его жену! Или есть, но настолько тайные, что это даже невозможно предположить? Господи, ну откуда им взяться, причинам, если они с Людмилой познакомились-то совсем недавно!

Нет, в первую очередь все же надо заняться Караевскими. Во-первых, узнать все о болезни Елены. Какого она была рода? По женской части или… Не психическое ли это заболевание? Кто может рассказать об этом? Пожалуй, лучше всего переговорить с Ладой Вересаевой. Не зря Ларисе в прошлый раз показалось, что Лада знает куда больше, чем говорит. А потом еще раз пообщаться с Анатолием и с самой Еленой.

Нет, конечно, если бы Лариса была твердо убеждена в виновности одного из них и имела достаточно доказательств, то не стала бы церемониться и поехала за преступником вместе с капитаном Ключниковым. Но – увы! – Лариса ни в чем пока не была уверена, а уж о доказательствах тем более речи не велось.

Она взяла свой мобильник и набрала домашний номер телефона Караевских. Трубка отозвалась длинными гудками. Лариса подумала, что Елена, возможно, еще спит, хотя уже близился полдень, и через некоторое время перезвонила еще раз. Результат был тот же. Насчитав целых двадцать восемь гудков, Лариса отступилась. Значит, Караевских все же нет дома. Досадно…

Через некоторое время она еще раз попробовала набрать номер Караевских. Но опять никто не подошел к телефону. Котова решила застать Анатолия на работе.

И к ее великому счастью, Анатолий Михайлович был на месте. Об этом сообщила секретарша в приемной. Правда, девушка оговорилась, что он сейчас никого не принимает и что нужно было предупредить заранее. «Вы сообщили заранее? Нет? Тогда в понедельник, с восьми до одиннадцати». Но Лариса попросила секретаршу доложить, что пришла по поручению капитана милиции Виталия Игоревича Ключникова. Это вранье было рассчитано в первую очередь на секретаршу, а не на самого Караевского. В том, что он не откажется от разговора, Лариса не сомневалась.

Расчет оказался правильным. Упоминание о капитане милиции подействовало, и через несколько секунд Котова уже входила в кабинет Караевского. Он встал, любезно поздоровался и предложил Ларисе садиться.

– Хотите кофе или чаю? – предложил он.

– Да, кофе, пожалуйста.

Через минуту юная секретарша внесла подносик с двумя чашками кофе.

– Анатолий Михайлович, – размешивая ложечкой сахар, приступила Лариса к разговору. – Ответьте мне, пожалуйста, на очень деликатный вопрос. Я заранее прошу у вас за него прощения. Чем больна ваша жена?

При этих словах лицо Караевского болезненно перекосилось. Лариса уже более мягко добавила:

– Поймите, я спрашиваю не из чистого любопытства. Мне необходимо это знать. Поверьте, я не стану это использовать для сплетен.

– Я понимаю, что вы спрашиваете не из пустого интереса, но все же… Я очень беспокоюсь за жену. И не хочу, чтобы ее трогали. Зачем она вам понадобилась?

– Я пока не могу ничего объяснить. Но если ваша жена ни при чем, я обещаю, что ничем ей не наврежу.

– Ни при чем? Вы что же, полагаете, что Елена может быть замешана в убийстве? Да вы с ума сошли!

– Анатолий Михайлович, дорогой, поймите: в таком деле я вынуждена подозревать всех и каждого. Я не могу себе позволить кого-то пропустить. Даже если этот человек мне глубоко симпатичен.

Последняя фраза смягчила Караевского. Лицо его разгладилось. Он на некоторое время задумался, потом сказал:

– Хорошо, я скажу. У Елены были проблемы со здоровьем из области гинекологии. Я не стану уточнять, какое именно заболевание ее постигло, это не столь важно. Но болезнь была очень серьезной, требовалось хирургическое вмешательство, – он вздохнул. – Как вы знаете, мне нужны были деньги. Я их достал, Елену прооперировали. Это было необходимо. Она ужасно переживала. До операции она уже была в подавленном состоянии, все время плакала. Я пытался ее утешить, как мог. После операции на нее было просто страшно смотреть! Она не могла смириться с мыслью, что не сможет иметь детей. Это было страшным ударом для нее. Для нас обоих. Потом ей начало казаться, что теперь она утратила привлекательность как женщина. Я уверял ее, что по-прежнему буду ее любить, но она не верила. Дальше стало еще хуже. Она начала закатывать истерики. Ни одного дня не обходилось без слез. Я нашел хорошего врача. Он посоветовал свозить ее на море, отдохнуть. После этой поездки состояние Елены улучшилось, но ненадолго. Она опять стала часто плакать, кричала, что никому не нужна, что никто ее не любит, что жизнь ее прожита зря… В конце концов, она впала в состояние депрессии. Пришлось обратиться к психотерапевту. Он сказал, что в принципе ничего страшного нет, это не психоз. Просто у моей жены очень сильно расшатались нервы. Выписал какое-то лекарство… Елена прошла полный курс лечения. Теперь ей гораздо лучше, сильных истерик больше не повторяется. Но все равно я очень за нее беспокоюсь. Теперь вы понимаете, поэтому я и стараюсь оберегать ее от малейших треволнений. Жена мне очень дорога, мы с ней одни на свете, больше никого у нас нет. Заботиться о ней – вот что для меня главное. Ее спокойствие! О себе я уж не говорю! – Караевский махнул рукой и замолчал.