Жаркие оковы - Ширли Уотерс

Монах внимательно взглянул на девушку, и она поспешила удалиться.

Дойдя до угла монастырской стены, она увидела перед собой площадь. Здесь поднималась в небо церковь и…

Руна шагнула назад, прячась в тени. От ужаса она чуть не подавилась хлебом и теперь пыталась проглотить застрявшие в горле куски. Девушка прижала руку к рвавшемуся из груди сердцу, пока ее глаза осматривали площадь.

«Фрейя, Один и все асы! Неужели мне это померещилось?»

Нет.

Роуэн действительно был здесь.

Руна задумчиво затолкала остатки хлеба в рот. Неужели он нарушил свои клятвы и сбежал? Она не могла в это поверить. Значит, он находился здесь с разрешения ее отца и с сопровождением? Однако никого из йотурцев поблизости не было. Передвигался Роуэн не как свободный человек. Он шел, опустив голову, и оглядывался украдкой, совсем как она после сцены в трактире.

Наверняка он улизнул из лагеря.

Но почему?

Роуэн устремился к церкви с тремя стрельчатыми арками, возле каждой из которых сидели нищие. Перед церковью стояли столы с кусками песчаника, на которых мастера выбивали изображения святых. Их окружали облака каменной пыли. Никто не обратил внимания на мужчину, который вошел в церковь через одну из боковых дверей.

Руна быстрыми шагами пересекла площадь и спустя пару мгновений уже стояла перед дверью, в которую скользнул Роуэн. Сверху донизу дверь украшали резные изображения. Некоторые сцены были знакомы девушке: Адам, Ева и Змий из христианского рая, корабль, на который погрузили животных во время большого потопа, и, конечно же, распятый бог. Девушка немного подождала, а затем нажала на ручку двери.

Быстро проскользнув внутрь, Руна закрыла за собой дверь. Здесь царили холод и темнота. На миг девушке показалось, что ее рот вот-вот зажмет крепкая рука и Роуэн прошепчет ей на ухо, что она попалась. Но ничего такого не произошло, а когда глаза Руны привыкли к темноте, она увидела, что англичанин шагает между колоннами. Медленно и размеренно. Затем он перекрестился, как было принято у христиан, и опустился на колени.

К Руне приблизился монах. Девушка опустила взгляд на носки сапог и задержала дыхание. Он непременно заметит, что она не отсюда, что… Однако монах не обратил на нее никакого внимания. Он просто обошел ее и вышел на улицу. Городской шум проник в церковь и снова стих, когда дверь закрылась.

Руна облегченно вздохнула и подумала, что ей нужно вести себя как можно более непринужденно. Поэтому вместо того чтобы красться в тени, она спокойно зашагала вдоль стены. Повсюду на небольших постаментах высились деревянные фигуры, а штукатурку украшали цветные картины. Если бы здесь не было Роуэна, Руна с радостью рассмотрела бы их повнимательнее и, может быть, даже нашла лист пергамента. Или книгу… Но Роуэн был здесь, каким бы странным ей это ни казалось. Он сложил руки перед собой и опустил голову. Под плащом вырисовывались очертания его крепкой широкой спины. В сумерках загорелая шея англичанина казалась светлым пятном.

Что произойдет, если пощекотать эту шею острием кинжала? Руна закрыла глаза, но вместо этого представила, как ласкает затылок Роуэна. По телу девушки разлилось тепло, хотя еще мгновение назад ей было зябко в каменном здании церкви. Руна вспомнила вечер у озера, когда она стояла в ледяной воде. Крепкие бедра Роуэна разрезали эту воду, чтобы приблизиться к ней. «Роуэн, я бы так…»

Тихое покашливание заставило девушку вздрогнуть. Она уже хотела шмыгнуть за колонну, но вовремя напомнила себе о том, что не стоит привлекать лишнего внимания. И делать глупости. Нашла где предаваться идиотским мечтам!

Впереди показался еще один монах. Похоже, он направлялся к Роуэну. Но если тот обернется, чтобы поприветствовать монаха, то наверняка заметит ее! Руна быстро опустилась на колени, неловко перекрестилась и постаралась пригнуться как можно ниже.

– Брат, – дружелюбно сказал Роуэну монах (как таких, как он, называли, бенедиктинец?) и жестом пригласил его отойти в сторону.

Там стоял стул. Монах сел на него, а Роуэн снова опустился на колени. Руна, сердце которой, казалось, вот-вот выскочит из груди, поднялась на ноги и медленно зашагала в направлении мужчин. За колонной она остановилась, снова опустилась на колени и про себя поблагодарила богов за то, что ее присутствие все еще оставалось незамеченным. Девушка осторожно выглянула: одетый в черное монах положил руку на голову Роуэна, а тот что-то тихо говорил. Слова Роуэна звучали отрывисто и в то же время неразборчиво.

– …день и ночь… думаю о ней…

О ком? Об Ательне?

– …беспокоюсь о спасении своей души, патер… мой обет…

О каком обете он говорил? О клятве, которую дал Ательне?

Следующие слова Роуэна заглушил кашель старухи, сгорбившейся рядом с Руной на каменном полу. Когда кашель стих, говорил уже только монах. И кроме того – по-латыни.

– Ego te absolvo…[20]

Монах перекрестил Роуэна. Англичанин поцеловал его руку, поднялся на ноги и почтительно склонил голову, а затем ловко повернулся на пятках, поправил складки плаща и направился в сторону выхода. Руна задержала дыхание. Он прошел мимо нее на расстоянии вытянутой руки и спустя пару секунд вышел из церкви.

Девушка сделала несколько глубоких вдохов. Она ощущала в груди ужасную пустоту. И испытывала разочарование. Роуэн сказал монаху, что собирается помочь Ательне. Что еще могли означать его слова? А монах наверняка тотчас же направится с этой вестью к Иэну Маккалуму. Даже если Роуэн не сказал, что Бальдвин здесь и собирается схватить брата Окснака, Маккалум наверняка об этом догадается. Так или иначе, Роуэн их предал.

Монах встал, поправил сутану и с опущенной головой зашагал вдоль стены к одному из боковых выходов. Руна решительно направилась следом за ним.

– Брат? – тихо произнесла она.

– Да?

Девушка с удивлением отметила, что он был совсем молодым, а также бледным и худым – вероятно, слишком мало ел и слишком много молился. Тонзура на его голове была небольшой; гуляя по городу, Руна отметила, что чем старше монах, тем меньше волос у него оставалось. Большие водянисто-голубые глаза смотрели на девушку дружелюбно, но в то же время немного подозрительно, словно с ней было что-то не так. Когда Руна подошла к монаху вплотную, он наморщил лоб и отступил назад. Но каменная стена за спиной не давала ему сделать более одного шага.

– Чем я могу… Пресвятая Богородица!

– Меня зовут Руна Бальдвинсдоттир, и сейчас ты отправишься со мной на прогулку. И будешь дружелюбно улыбаться и молчать, иначе ты покойник. Понял?

Монах судорожно сглотнул и уставился на клинок, острие которого, казалось, вот-вот вопьется ему в бок.

– Отец Небесный, да! – выдохнул он.

Разумеется, его отсутствие не осталось незамеченным. На вопрос Бальдвина о том, где его носило, Роуэн откровенно признался, что был в городе – любой другой ответ прозвучал бы неправдоподобно.