Это случилось в полночь - Кейт Лондон

Микаэла торопливо пошла в дом. На ступеньках черного входа она повернулась к Харрисону:

– Тебе не в чем винить себя. Ты не такой, как он. Ты не позволишь развалить «Кейн корпорейшн» и не подведешь своих инвесторов.

Его ответ в холоде летней ночи прозвучал довольно мрачно:

– Ты даже не представляешь, что может сделать Кейн.

– Я знаю, что можешь сделать ты.

Микаэле хотелось обнять Харрисона – он выглядел таким одиноким в лунном свете. На секунду она испугалась, поняв, что Харрисон уже похитил частичку ее души. В действительности она никогда не открывала того уголка своего сердца, где скрывалась нежность и мягкость, ведь по-настоящему она никогда никому не доверяла.

То, что после всех этих лет спарринга, проверок друг друга, на ее доверие он не ответил доверием, причинило ей боль. В основе этого доверия лежала доверительность, возникшая той ночью, когда Харрисон появился у них в доме, а из разбитого носа у него текла кровь, и вот теперь он не хотел поделиться своей зловещей тайной. Убегая от себя, убегая от него, Микаэла поспешила в дом, схватив ожерелье, и на мгновение, словно вспышка молнии, перед глазами возник дикий первобытный образ Харрисона с медвежьими когтями на шее. Она и не подозревала, что в нем таится эта невидимая сила охотника, примитивного первобытного самца, ищущего ее.

Микаэла выбежала из передней двери и вскочила в свою машину. Ее рука дрожала так сильно, что Микаэла с трудом вставила ключ в замок зажигания. И только когда она добралась домой и Джейкоб в удивлении поднял брови, она сообразила, что на ней лишь рубашка Харрисона и медальон Лэнгтри.

Калли рывком распахнул дверь, приветствуя поразительную простоту своего маленького дома. Сорок акров на границе с земельной собственностью Лэнгтри – это совсем немного, но этот крошечный участок земли принадлежит ему. Прежде у Калли никогда не было своего дома, даже когда он был ребенком. Сбросив пиджак и расстегнув рубашку, Калли освободился от непривычных оков и даже не успел заметить, как его дрожащая рука сняла с полки бутылку виски.

Он был незаконнорожденным ребенком, даже не знавшим имени отца и взявшим фамилию матери – Блэквулф, и до приезда в Шайло в его жизни не было ничего, кроме неприятностей.

Он вспомнил взгляд Галлахера – сощуренный задумчивый взгляд охотника, выискивающего свою жертву. Этот взгляд оценивал противника и предстоящую борьбу, определяя то, что ему нужно было знать, – слабые и сильные стороны тех, кто защищал то, что он хотел получить.

У Галлахера был взгляд быка, увидевшего красный плащ матадора, взгляд задиры, который хочет испытать себя, и он бросил вызов Калли, когда понял, что тот раскусил его.

Не то чтобы Калли волновался о своем укрытии, он переживал из-за Лэнгтри, потому что такой человек, как Галлахер, ни за что не оставит в покое хороших людей.

Калли смотрел на янтарную жидкость: виски манило его, но, так и не открыв бутылку, Блэквулф решительно поставил ее на полку. Джейкоб Лэнгтри несколько раз оказывался свидетелем его тяжелых ночей, и Калли не хотел, снова напившись до чертиков, подвести этого доброго человека и его семью.

Калли окинул взглядом небольшой дом, который помогал ему строить Рурк. В тщательно убранном жилище было только самое необходимое, но оно принадлежало ему. Хижина Рурка, стоявшая через дорогу, была первым домом Захарии. Рурк носил свое обручальное кольцо на цепочке вместе с монетой Лэнгтри, а стены его дома все еще помнили его жену.

Калли медленно вздохнул, задумавшись о том, каково это – держать женщину в объятиях, любить ее со всей открытостью и знать, что она отвечает на твою любовь. Если он не ошибается, Харрисон скоро испытает это чувство, поскольку Микаэла Лэнгтри – это пышущий жаром уголь, и нужен лишь легкий ветерок, чтобы разгорелось пламя.

Он потянулся, разминая затекшие мышцы, – к светской болтовне и длинным разговорам на общие темы он не привык. Когда-то Калли мечтал о Микаэле, хотя понимал, что эта девушка не для него.

Прогоняя засевшую где-то у сердца глубокую и сильную боль, он растер ладонью грудь. Он прекрасно понимал, что именно представляет собой, знал, что он – не более чем хороший работник ранчо. Но теперь он уже не пил, и не ввязывался в драки в темных переулках, и не собирался опять становиться тем, кем был когда-то – человеком, перебивающимся случайными заработками, без дома, без жизни.

Лэнгтри дали ему хороший пример того, каким должен быть дом и какой должна быть семья.

Когда придет Галлахер, Калли будет нужен им… и он будет там и защитит их.

«Неж-но и не-спеш-но… утро подкрадется…»

Женщина, обхватив себя за плечи костлявыми пальцами, вышагивала по камере-палате лечебницы, мурлыча колыбельную Лэнгтри. Джулии Кейн нравился парнишка Галлахер, несколько скрасивший время ее заточения. Брат Пола, Аарон, хотел поговорить с ней. В Аароне было что-то губительное и порочное, Джулия не доверяла ему, он напоминал ей другого мужчину, которого она ненавидела. Кто это был?

Каким-то образом Аарону удалось завладеть монетой, которую у нее отобрали, он принес эту монету сюда, чтобы освежить ее память. Ладно, пусть монета останется у него, он плохой человек, и монета Лэнгтри только навредит ему.

Монета жгла Джулии руку, хотя на коже не оставалось следа. Словно холодный ветер, у нее в голове вдруг зашумели голоса из прошлого. Аарон устроил, чтобы ее перевели в более удобное помещение. Он обещал проверить ее вклады, проследить, чтобы ее счета вовремя оплачивались, проконтролировать, как поверенный следит за ее средствами.

Джулия знала, что ее разум мечется между реальностью и забвением. В моменты просветления – а они становились все более редкими – она боялась снова стать тем, кем она была раньше. Кто она сейчас? Мэри Талберт? Леонора Блэк? Она бухгалтер, судебный делопроизводитель или банковский служащий?

Джулия потерла виски: роли и имена, которые она использовала, крутились у нее в голове, причиняя боль. Затем всплыло еще одно имя, и она соскользнула в образ Джулии Кейн. Джулия Кейн знала, что ее разум дает сбои, и она обрекла себя на заточение, но только после того, как нашла адвоката, который выполнял все се указания. Она тщательно выбрала лечебницу, и регистратор за дополнительную плату согласился, соблюдая полную тайну, вести ее карту под другим именем. Счета приходили всегда, и Джулия всегда платила по ним. Она щедро наполняла кошельки своих смотрителей, пока они заботились о ней и защищали ее. «Ты мне – я тебе». Под каким именем она числилась в лечебнице? Джулия Монро?

Джулия тряхнула головой. Это не имеет значения. Сестры и доктора называли ее тем именем, которое ей было удобно: Джулия Кейн. В моменты просветления ее ум был настолько блестящим, что мог защитить ее в моменты погружения во мрак, когда те наступали. Но мрак, эта засасывающая темная трясина, приходил все чаще и чаще. Вниз – вверх, вниз – вверх. Сейчас она была Джулией Кейн…

Когда-то у Джулии Кейн были деньги и невероятный талант прибыльно вкладывать их. Когда-то очень давно у нее были драгоценности и наличность, и с ними она начала новую жизнь. Джулия Кейн научилась создавать новые личности и по мере необходимости забывать о них – информация для обучения этому имелась повсюду. Когда поверенный приносил ей бумаги, Джулия быстро пробегала глазами столбцы цифр. Он имел право подписывать бумаги по вкладам, но нисколько не сомневался в ее выборе. Уже сейчас у Джулии было небольшое состояние, и уход за ней был обеспечен. Ее поверенный делал деньги каждый раз, когда она покупала акции или продавала свои инвестиции; он набивает свои карманы и поэтому будет хорошо заботиться о ней. А свою золотую монету, свой сувенир, хранившийся столько лет, она не потеряет.