Песок под ногами - Татьяна Успенская

Застучали в дверь. Даша отстранила его, вытащила стул. Фёдор открыл глаза, продолжая ощущать лёгкое её прикосновение, её ласковый взгляд на себе.

Ребята вбежали, проскочили мимо.

Припав к прохладной стене, Фёдор машинально фиксировал лица и движения. Ребята незнакомы ему, хотя он откуда-то знает их имена. Ему нужна только Даша. Из-за неё, для неё он снял в Торопе целый фильм. Скоро фильм проявят в мастерской. Из-за неё, для неё сделал портреты почти всех ребят. Из-за неё, для неё учится на пятёрки. Всё из-за неё и для неё.

Шура закричала: «Пляшем на столе. Ура! По очереди. Ирка, ты — первая!» Не Шура — смеющийся рот. О чём это она?

Ирина послушно полезла на стол. Сначала она просто стояла над всеми.

— Ты чего, не умеешь? Помочь? — крикнула Шура.

Неожиданно Фёдор увидел, как Коська смотрит на Дашу. Он так и думал, она колдунья: всех заколдовала!

— Не хочет в классе, несём в коридор, ей, видно, нужны толпы почитателей и зрителей… — Шурка кричала исступлённо, зажмурившись, словно её колотили по башке.

«Что это с ней? — удивился Фёдор. — Ну точно, с ума сошла».

Мимо пролетел Олег, затормозил у стола с Ириной. Ладонями стал колотить по столу, выбивая ритм:

— В коридор её! — закричал кто-то.

Повезли стол к двери. Сейчас и его, Фёдора, вытолкнут вместе со столом. Он отскочил в сторону, уселся. Прямо ему в лицо пахнуло потом, размякшей резиной обуви.

— Коська, открой, — повелительно закричала Шура.

Дверь не открывалась. Ирина стояла над всеми притихшая, с нелепой улыбкой на лице.

А из-за двери кричали:

— Фед, а Фед? Ну-ка, попробуй ты!

Фёдор отчётливо видел ребят. Взъерошенные, красные, они с натугой навалились на дверь.

А с той стороны всё егозил, поднимался до тенора, выпевал Генкин голос:

— Бессильные-е-е! Используйте Феда как таран.

Шурка встала перед Фёдором на одно колено:

— Спасай, товарищ, а то все погибнем без славы. — Шурка улыбалась, но в её глазах стояла тоска.

«Что с ней?» — снова невольно подумал Фёдор.

— Фед, а Фед, — верещал Генка, — ну-ка, двинь! Или тебя нельзя трогать — ты опять стишки сочиняешь?!

— Федя! Помоги! — Шуркин голос резал слух.

Неожиданно Ирина взвизгнула и заплясала. Она так стремительно передвигала ногами, что уследить за её движениями было невозможно. Откуда она взялась, вся пушистая, лёгкая, над ними над всеми? И блестящие, быстрые ноги — прямо перед ним! Совсем не то, что он только что испытывал к Даше, совсем другое, пронзительное, обдало его огнём. Он не мог оторвать взгляда от мелькающих перед ним Ирининых ног.

* * *

Услышав топот Ирининых туфелек по столу, полная жалости к себе и Фёдору, Даша обернулась. Не Ирину, она сначала увидела Фёдора: в Фёдоре, смотрящем на Ирину, в Фёдоре, открывшем рот, было что-то такое неожиданное, чего Даша понять не могла. Она зажмурилась. Почему так невмоготу? Что в нём происходит, смешном и длинном?

* * *

Ноги. Мелькающие, лёгкие — женские. Перед его лицом. Близко. Фёдор задохнулся незнакомой, растворившей мысли и привычную жизнь радостью. Вскочил, побежал к двери, со всего маху ударил её ногой. Проломилась доска, и нога очутилась в коридоре. Он рассмеялся.

Сквозь дыру увидел Генку на полу, широкую, неровную по краям доску.

— Тоже мне… вышибала! — ворчал Генка, медленно вставая.

— Ну и проломище! — Олег приложил неровную доску к дыре: она прикрыла лишь часть проёма.

— Ты по прыгучести, Фед, можешь поспорить с горным козлом — джейраном, — добродушно сказал Глеб.

И пролом в двери, и безучастная Даша у окна, и Костя, почему-то сидящий на полу, и съёжившаяся внезапно Шура, и добродушный Глеб — вроде всё Фёдор видел, но видел в тумане. Ясной и необычайной была лишь Ирина — высоко над всеми застывшая. И она улыбалась ему! Узенькие полоски белых зубов, розовые, мягкими полукружиями, губы, светлые волосы… Фёдор видел Ирину впервые. Спиной он слышал перемещения в коридоре: кто-то собирал щепки, кто-то веником выметал мусор, кто-то шёл мимо него и Ирины в класс, усаживался.

«Ты куда это?» — Фёдор сразу, одновременно, увидел уходящего по коридору Геннадия, плотно прижавшего портфель к ноге, и перекошенное лицо Олега, услышал тонкий голос Геннадия «Дело есть, спешу», но ничего не понял — для него существовала сейчас только Ирина, улыбающаяся ему. Он снял очки, чтобы протереть. Когда снова надел, стола, на котором плясала Ирина, в проходе уже не было, а Ирина — худенькой первоклашкой — сидела на своём месте.

— Гвозди нужно, — сказала Шура, почему-то исподтишка взглянув на Дашу.

Даша от окна смотрела на Глеба.

— Нужен молоток? — тоскливо спросила Шура.

Фёдор подошёл к ней:

— Молоток, гвозди — это ерунда. Главное — доска соответствующего размера и краска эмаль. А молоток, гвозди… я знаю, где они припрятаны. — Фёдора лихорадило от устремлённого на него Ирининого взгляда. Он готов был спрыгнуть с десятого этажа, только бы она не отводила от него взгляда. Вытащил трёшку, подкинул на ладони — трёшка, переворачиваясь, полетела вниз. — Ну, вытряхивайте карманы. Сейчас пятнадцать десять. Перерыв в «Хозтоварах» окончен. Через полчаса будет эмаль, и доска тоже будет.

— И белка и свисток, — пропел Глеб.

— И белка и свисток, если хочешь. — Фёдор запихнул деньги в карман и, удерживая между собой и Ириной неожиданно возникшую нить, попятился из класса.

* * *

Дашу оскорбили дважды за три дня: сперва Шура, а сегодня Фёдор. Она никак не могла понять, какое отношение и Шура и Фёдор имеют к ней, а она к ним, но какое-то имели, потому что ей было сильно не по себе.

Она стирала тряпкой нарисованные на доске кафе, бассейны и библиотеки, высокую гору, на вершине которой стояла девчонка, по одному стирала человечков. По одному, одного за другим, она теряла людей, которых придумала. Они не исчезали навсегда, как меловые человечки, не проваливались в преисподнюю, они на глазах превращались в незнакомых и чужих.

Доска снова стояла перед ней чёрная, скорее не чёрная — серая. Не умея победить в себе чувства потери, Даша снова стала чертить на ней человечков. Человечки, пустые и серые внутри, но вычерченные жирно-белыми линиями, вызывали непонятное облегчение. Их было уже много, им было уже тесно на доске, зато серость и черноту её они всё-таки убили.

* * *

Поздно вечером, когда Рыжик уже спала, а я дописывала последнюю страницу лекции, раздался звонок в дверь. Беда? Телеграмма от мужа? Может быть, гости? Какие гости в одиннадцать часов вечера!