Сколково. Хронотуризм. Книга 1 - Всеволод Глуховцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ведь наши представления о действительности меняются. Совсем недавно все ученые говорили, что повернуть время вспять невозможно. А потом появились вы со своей революционной теорией…
Премьер многозначительно оборвал фразу. Гладышев некоторое время молчал, задумчиво покачиваясь с пятки на носок и покусывая губу. Наконец произнес:
— Хм, с точки зрения формальной логики вы правы. Возможно, когда-то другой ученый опровергнет мою теорию. Но на сегодняшний день отрицать ее правоту это, как отрицать первый закон Ньютона. И на нашем веку нового революционного поворота не произойдет, ставлю на кон свою научную репутацию. Так что за нашу действительность беспокоиться не стоит, в этом уж будьте уверены.
— А за ч у ж у ю действительность стоит беспокоиться?
— Что вы имеете в виду? — слегка опешил академик.
— А вот что. Человек покидает кальку. Но калька-то остается. Или она разрушается после ухода оттуда человека?
— Есть разные гипотезы. Ими увлекаются мои сотрудники. Кто младше — у того гипотез больше. Не хотите с ними переговорить?
— Не хочу, — усмехнулся Премьер. — Я предпочитаю побеседовать с вами.
— На мой взгляд, всерьез принимать стоит только одну. Калька после того, как ее покидает наш хронотурист, сохраняется. Она образует альтернативную ветвь исторического развития. Эдакое ответвление от древа истории…
— Значит, если это так, — перебил академика Премьер, — то, теоретически рассуждая, можно возвращаться в параллельный мир?
— Разве что теоретически и именно рассуждая. Если принять, что калька остается, то да — можно, так сказать, найти в нее путь. И ездить туда бесконечно. Скажем, посадить там огород и ездить снимать урожай.
— Или первым открыть Клондайк и вывозить золото в наше время, — подкинул вариант Президент.
— Или так, — согласился Гладышев. — Но на сегодняшний день это чистой воды гипотезы.
— А над ними работают… не только в теории? — спросил Премьер.
— Нет. Есть более реальные цели.
Премьер подошел к окну. За ним среди газонов и аккуратно подстриженных кустов тянулась уложенная фигурной плиткой дорожка, вдоль которой стояли скамейки с затейливыми коваными спинками. Вдали виднелись красные черепичные крыши коттеджного поселка. Постояв с минуту у окна, Премьер вернулся к собеседникам.
— Давайте так, Эдуард Артурович. Мы создадим в институте Отдел альтернативной истории. Пускай занимаются только этой проблемой. Это возможно?
Гладышев пожал плечами:
— Почему нет! Я не против. Я не слишком верю в эту теорию, но и не могу ее опровергнуть. Значит, ею можно заниматься. Но вообще-то, честно говоря, дело не в науке. Хм, есть у меня есть один перспективный паренек, который явно засиделся в рядовых сотрудниках. Ему как ученому очень поможет, если он возглавит отдел. Это повысит его самооценку, ну и может сподвигнуть на что-то. Но что касается результата… вероятность крайне мала. Мизерна.
— Замечательно, — сказал, как печать оттиснул, Премьер. — Давайте считать, что мы это решили и не будем затягивать с осуществлением. И вот еще какой вопрос к вам, Эдуард Артурович…
— Да.
— В прошлом люди могут встречать сами себя, так? Раз так, то возможно ли… не знаю, как правильно выразить по-научному… ну скажем, так — слияние сущностей?
И в этот момент Президент России вдруг отчетливо понял, зачем приехал сюда Премьер и что он хочет для себя уяснить. Пусть Премьер и вечно молодой, но он не вечен. А ему хочется вечности… «Впрочем, как и каждому из нас. Да как и мне, чего уж там». А особенно обидно стареть и уходить, когда ты на вершине власти и у тебя есть все… кроме молодости, здоровья и еще одной жизни. А лучше — нескольких жизней. Хотя бы в альтернативной реальности, но начать бы новую жизнь — в новом теле, в теле себя молодого, но с опытом прожитой жизни. Своим сегодняшним сознанием вселиться в молодое тело, в свое тело. И снова стать премьером или президентом, и не повторить прежних ошибок.
Как выяснилось, и академик Гладышев правильно понял подоплеку премьерского вопроса. Это показал его ответ:
— Вот вы о чем… Хм. Не знаю, что вам сказать даже.
— Может быть, есть хотя бы какая-то призрачная возможность? Если на стыке наук… подключить медиков…
Чуткое ухо Президента уловило в знакомом, всегда надменностальном голосе Премьера едва заметную просительную нотку.
— Это все быстро не делается, — аккуратно ответил академик.
— Я понимаю. Но шанс есть?
— Шанс всегда есть. И на все. Даже на то, что бог существует, и то есть шанс.
— Любой шанс мы обязаны использовать. Если уж нам повезло дожить до таких невиданных переворотов в науке, то мы в состоянии сделать еще один шаг. Сейчас прогресс становится все стремительнее и стремительнее, за день наука проделывает путь, на который раньше уходили столетия. И… сами понимаете, с финансами проблем не будет. Так что, Эдуард Артурович, я бы хотел, чтобы это направление отныне стало для вас приоритетным. Чтобы вы сами занимались этим. Это моя л и ч н а я просьба.
Гладышев вдруг отчетливо осознал, что сейчас ни возражать, ни иронизировать нельзя — навсегда наживешь влиятельного врага. Потому он кивнул и сказал:
— Хорошо. Будем думать и работать над этим.
В кабинете академика повисло тягостное молчание.
— А я все же пройдусь по лабораториям, — разряжая напряжение, произнес Премьер. — Загляну в Хронозал, даже если он пустой.
— Надо уточнить, — сказал Гладышев. — Вроде бы там ожидается прибытие туриста.
— А если не секрет, из какого времени прибывает человек?
— Я за этим не очень слежу… Вроде бы из недалекого, вроде из перестроечного.
— Интересно, зачем люди отправляются в те годы? Повстречать себя самого или что-то выяснить?
— Разные причины могут быть, — Гладышев посмотрел на часы. — Совершенно разные. У каждого свои…
Игра судьбы. Игра добра и зла.
Игра ума. Игра воображенья.
Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья.
Георгий Иванов
Виктор Андреев
Так, ну а этот интересно кто?..
Виктор умело улыбнулся:
— Здравствуйте! Прошу, присаживайтесь.
Иные из его коллег сразу выстреливали в гостей заученными фразами типа: «Компания-Сколково-Хронотуризм-рада-приветствовать-вас-надеемся-на-плодотворное-сотрудничество!..» — или как-то похоже. Виктор же, когда слышал, только усмехался незаметно.