Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев

— С чего вы взяли, что я согласен отвечать на ваши вопросы? — вскинул подбородок Роулз. — Револьвер в вашей руке — совсем не аргумент!

— Да неужели? — Кирсанов выглядел искренне изумленным. — Ваши мозги, расплесканные по этим со вкусом подобранным обоям, несомненно, стали бы самым веским аргументом, но не для вас, к сожалению. Два раза не живут, даже идея реинкарнации не подразумевает сохранения памяти о предыдущем воплощении. Выстрелить мне не составит труда или моральной проблемы, но я ведь хочу содержательного, взаимообогащающего диалога… А разве вам не приходилось хотя бы слышать, что заставить говорить можно любого человека? Дело только в технике и времени. Вы очень хотите убедиться в этом лично?

Сразу стало очевидно, что Роулз этого не хотел. Он побледнел, что по теории еще Юлия Цезаря демонстрировало слабость характера. Сильные натуры при сильном стрессе краснеют. И пот выступил у него на лбу, наверняка холодный.

— А кстати, — спросил Кирсанов, чтобы слегка разрядить обстановку, — отчего, на самом деле, у вас ни замков на дверях, ни охраны в здании? Решетки на окнах — тоже полезно. Какая-никакая, а гарантия. Шанс выиграть несколько жизненно важных минут. Меня, случись такое, вы бы так просто не взяли. Даже имея в подкреплении два взвода королевской морской пехоты.

Роулз понял, что в ближайшее время пуля в лоб ему не грозит, не так разговаривают, готовясь убивать. А что будет дальше — станет понятно из хода разговора.

Кирсанов, в свою очередь, видел, что завербовать этого господина — делать нечего. Только ведь и в обратную сторону он отыграет с той же легкостью. Черт его знает: ради спасения жизни сегодня согласится на одно и деньги возьмет, а завтра сделает совсем другое. Ничем, кстати, не рискуя. Не сталинские времена. В царской России агенты, вплоть до Азефа и членов большевистского ЦК, вербовались и перевербовывались в любую сторону с удивительной легкостью. Только эсеровские боевики иногда проводили показательные устранения предателей. Но в Англии девяносто девятого года и до этой мысли еще не дошли. Поводов не было.

— Может быть, мистер Любопытный, — сказал комиссар, окончательно взяв себя в руки, — вы позволите мне или сделаете это сами, достать из шкафа бутылку виски, пару бокалов, и мы поговорим как цивилизованные люди? Мне кажется, что у нас с вами нет и не может быть неразрешимых противоречий.

— Кто бы сомневался. Поэтому поверните свое кресло и сядьте лицом к стене. Руки — на стену перед собой. Никаких лишних движений. Когда будет можно вернуться в прежнее положение — я скажу. Тогда и поговорим как белые люди.

Вначале Кирсанов извлек из ящика стола массивный армейский «веблей грин» калибра 455, вытряхнул из барабана патроны, а сам револьвер положил на место. Только после этого принес виски, наполнил стаканы и позволил Роулзу повернуться.

— Ну вот, теперь можно и выпить. За знакомство и плодотворное сотрудничество. Начнем, пожалуй…

В течение следующего часа он узнал от комиссара практически все, что хотел. Так называемый «комиссариат» действительно являлся своеобразным прототипом организации вроде советского «СМЕРШа» и немецкой «Тайной полевой полиции», наскоро сформированным в предвидении грядущей войны из того, что было под рукой. Сам Роулз был единственным кадровым сотрудником «Интеллидженс сервис», оказавшимся в то время в Кейптауне. Остальной штат — дилетанты, более-менее подходящие по психотипу и образованию. Как показалось Кирсанову, Сидней сумел проделать колоссальную работу, фактически из ничего слепив вполне дееспособное подразделение.

Роулз под воздействием одной крупинки препарата из аптечки Шульгина, мгновенно растворившейся в виски, стал очень разговорчивым. Он, посмеиваясь, раскрывал структуру и задачи своего комиссариата, систему взаимоотношений с администрацией колонии, на память называл списки штатной агентуры и «добровольных помощников» в обеих бурских республиках, предполагаемые планы действий при том или ином развитии событий. Наверное, ему казалось, что он обсуждает сейчас собственные успехи и достижения с одним из старых приятелей-коллег, невзначай забежавшим на огонек, перед которым не грех и похвастаться. Механизма действия этого волшебного препарата Кирсанов не знал и на себе не испытывал, но полностью доверял объяснениям и рекомендациям Александра Ивановича. В эффективности подобных спецсредств он убедился еще в Сибири, в ходе операции по спасению Колчака.

«Далеко пойдет парень, пора остановить, — подумал Павел, когда узнал все, что его интересовало, — без него контору второй раз перезапустить сложновато будет».

— Ну, что же, сэр Сидней, я удовлетворен проявленным вами благоразумием и готовностью к сотрудничеству. Оно немедленно будет вознаграждено. Надеюсь, вы понимаете, что к бурам и их разведке (если у них вообще есть хоть какая-то разведка) я не имею ни малейшего отношения. Здесь замешаны интересы гораздо более серьезных игроков, желающих быть осведомленными в происходящем на этом краешке Земли из первых рук. Геополитика, куда же без нее. И, как мне кажется, ваша империя не понесет большого ущерба, если вы будете делиться информацией не только с Лондоном и своим губернатором. Жалованье вам положим более чем приличное. А деньги в нынешние ненадежные времена — крайне полезная штука. Согласны?

— Согласен, — легко, с прежней простодушной улыбкой ответил Роулз. — Полюбопытствовать можно? Вы — откуда? Россия, Германия, Франция?

— Не имеет ни малейшего значения, — мягко ответил Кирсанов. — Одни факты могут интересовать одних, другие — других. Интернационализация, понимаете ли…

— Пусть так, неважно. Только никаких подписок и расписок я вам давать не буду. Себе дороже обойдется. Все расчеты по факту, из рук в руки, как принято между джентльменами.

— Меня это вполне устраивает. Немедленно и начнем. В какую сумму оцениваете сегодняшний, установочный, так сказать, разговор?

— Сто фунтов, — быстро сказал комиссар, и глаза его отразили азарт и неуверенность одновременно. Не много ли для первого раза запросил? Но играющая в крови эйфория подталкивала играть по максимуму. Если не выйдет сразу, можно и поторговаться.

— Без вопросов, — кивнул Кирсанов и полез во внутренний карман, якобы за бумажником.

— Ответьте, в порядке взаимного одолжения, — спросил пришедший в окончательно благодушное настроение Роулз, — к прибывшему сегодня с русским пароходом некоему мистеру Сэйпиру вы какое-то отношение имеете? Или он к вам?

— Сэйпир? Первый раз слышу. А чем он вас заинтересовал? Может, и мне он будет интересен?

С этими словами Павел, держа в руке бумажник, наклонился через стол, коротко и резко ударил комиссара под угол нижней челюсти. Старый добрый прием, никаких кун-фу и прочих восточных изысков. Роулз ткнулся лбом в свои бумаги, мгновенно потеряв сознание. Минут на десять-пятнадцать, если со здоровьем все в порядке.

Из специального отделения в портсигаре Кирсанов достал крошечный, чуть больше фаланги указательного пальца шприц-тюбик, вонзил иголку в вену на внешней стороне кисти контрразведчика. Пока тот без сознания, препарат успеет дойти куда надо. После чего Роулз поспит еще часика четыре и проснется с добротной ретроградной амнезией на события последних суток. Кроме того, химические свойства препарата таковы, что оставляют после себя весь набор ощущений тяжелого похмельного синдрома. Специально введены туда некоторые добавки, иначе сочетание явно выпитой бутылки, «черного провала» памяти и отличного самочувствия выглядело бы странно.