Разбойная дорога - Дэйв Дункан

Честно говоря, она просто не устояла перед искушением обобрать два трупа, но обыкновенно я опускаю эту подробность.

– Вполне понятно.

– Так вот, случилось непоправимое – так, во всяком случае, казалось. Начиная с этого момента, мой рассказ делится на два. Вот что увидели мой дед и его сыновья. Волна прилива обычно возвещает о своем приближении ревом, от которого кровь стынет в жилах – словно рычит тысяча морских львов. Однако в тот день ветер дул от берега, и они до самого последнего момента не слышали этого предупреждения. Тревожно перекрикиваясь, бросились они на берег и, только оказавшись в безопасности, заметили, что Нугги с ними нет. В отчаянии оглянулись они и увидели, как Нугга бежит от берега к морю, судя по всему, в надежде спастись на одной из торчавших из воды скал, хоть и известно, что ни одна скала не спасет от прилива по весне. Потом из тумана выдвинулась стена воды и поглотила ее, и она исчезла.

– Семнадцать лет, ты сказал? – Шалиаль прикусила губу.

– Семнадцать лет и четыре дня.

– Ты еще не родился тогда?

– Разумеется, нет. Но моя… но Нугга увидела совсем другое. Она услышала громкую музыку – веселую, мелодичную, никак не похожую на рык бесчисленных морских львов – и увидела молодого человека, выбежавшего к ней из тумана с распростертыми объятиями. Он улыбался и показался ей божественно красивым – тем более что она почти не видела мужчин, если не считать своих родных.

Шалиаль приподняла брови – очень, надо сказать, красивые брови.

– Могу я спросить, как он был одет?

– Не думаю, что в этом есть необходимость. Судя по лицу, это, конечно же, был Рош, бог приливов, ибо дело происходило в его владениях. Это ведь его Врата. Впрочем, Роша редко замечают в делах вроде того, о котором идет речь… но я не буду вдаваться в излишние подробности. Теперь вам ясно, почему я упомянул второе название этих мест – Гнев Наска, ведь Наск пользуется дурной славой… ладно, скажем только, что он – бог начал и дефлорации, а никто, даже бог, не зарабатывает подобную репутацию за просто так.

Возможно, в тех местах Рош перенял некоторые атрибуты Наска, ибо среди богов такое бывает. Как бы то ни было, Нугга сразу поняла, что это бог, и нимало не колебалась. Не обращая внимания на угрожающую ей смертельную опасность, поспешила она в его объятия.

Я помолчал немного, и в конце концов моя слушательница, не выдержав, застенчиво спросила, что случилось дальше.

– Не могу сказать доподлинно, но подозреваю, что все было как обычно… или немного более того. С родной матерью не очень-то поговоришь о таком. Она рассказывала мне все только в самых общих выражениях – что ее закрутил сияющий туман. Вообще рассказы такого рода грешат символизмом: пена, вздымающийся прилив… ну и тому подобное.

И наконец наступил отлив. Мои дядья в скорби спустились к воде в надежде найти хоть тело несчастной Нугги, чтобы предать его земле. Каково же было их удивление, когда они увидели ее целой и невредимой, мирно спящей на узкой полоске песка. Ее одежды пропали, но на ней не было ни царапины.

– Это, конечно, Рош вернул ее?

– Судя по тому, что о нем рассказывают, это вполне в его духе.

– И спустя девять месяцев…

– Восемь. Я родился до срока, что, возможно, объясняет некоторую порывистость моего характера.

– Ммм, – задумчиво произнесла Шалиаль. – Интересно, какое отношение это имеет ко мне?

– Ах… Я как раз собирался переходить к этому. Единственная подробность, которую Нугга запомнила отчетливо и не скрывала ни от кого – собственно, ее она готова была рассказывать любому желающему по многу раз, – это то, что случилось в конце. Она лежала в объятиях бога, а вокруг них плескали о песок последние волны.

«Мне пора, – сказал он с печалью в голосе, – ибо как бог не могу я ждать смертных – ни мужчин, ни женщин. И ты должна сделать выбор. Ты можешь пойти со мной, и я провожу тебя до самого царства Морфита, или можешь вернуться в мир смертных. И если таков будет твой выбор, знай, что никогда больше ты не увидишь меня. Но и смертного ты не сможешь полюбить, ибо тот, кто познал любовь бога, не удовлетворится меньшим».

«И конечно, я понесу ребенка от тебя?» – спросила она.

«Само собой», – ответил бог несколько хитро.

– Очень трогательная история! – вздохнула Шалиаль. – Не то чтобы слишком оригинальная, но украшенная любопытными лирическими отступлениями.

– Я еще не закончил, – возразил я. – Ибо тогда спросила Нугга у своего любовника: «Разве не принято у бога, зачавшего ребенка со смертной, наделять своего отпрыска каким-либо божественным даром?»

– Ага! Очень предусмотрительно с ее стороны! Так мы наконец подошли к сути?

– Совершенно верно. Так вот, бог улыбнулся тогда своей божественной улыбкой и сказал: «Тогда выбери сама, каким даром могу я его наделить».

Шалиаль снова вздохнула, и даже в бесформенной хламиде послушницы это движение ее груди не утратило волнительности.

– И что твоя мать – я хотела сказать, Нугга, – что она ответила на это?

– Она ответила: «Я бы предпочла родить девочку».

Шалиаль широко раскрыла свои огромные темные глаза и облизнула алые губы.

– О! Не слишком ли бестактно с ее стороны?

– Действительно, бог пришел в некоторое замешательство. Он нахмурил брови в божественном гневе и сказал, что об этом надо было просить раньше. Поэтому Нугга смирилась с тем, что у нее будет сын, но попросила даровать ему способность предсказывать будущее.

Шалиаль тихо присвистнула.

– «Ты просишь слишком о многом, – сказал ей бог. – Дар предвидения редко дается людям и неминуемо приносит смертным столько горя, что я не пожелал бы такого своему ребенку».

– Но Нугга настояла?

– Боюсь, она повела себя довольно упрямо. И она хорошо знала свои права.

– «Ну ладно, – сказал бог вставая. – Он будет видеть будущее во сне, но в своей божественной милости я ограничу его дар так, чтобы он мог видеть только судьбы других людей и только тогда, когда он сможет использовать это, дабы предотвратить большую беду». И он исчез так же, как появился, – скрывшись в тумане.

В молельне воцарилась тишина – та тишина, которая обычно следует за завершением удачно рассказанной истории.

Я видел, что рассказ произвел впечатление на Шалиаль. Конечно, она была еще очень молода, и невинная красота ее – даже в слабом свете стоявшей у алтаря лампады – грела мое сердце. Огонек лампады затрепетал и заплясал, чего я до сих пор не замечал за ним…

– Так ты предсказываешь будущее? – спросила она.

– Мне снятся события, которые только еще должны произойти. Боги говорят со мной во сне, как со всеми нами, только со мной они, похоже, говорят более ясно.

– И я приснилась тебе? – спросила она, и снова щеки ее окрасились легким румянцем.