Лабиринт Просперо - Антон Чиж

– Простите меня… – пробормотал Могилевский.

– Это уже в прошлом. Пока от вас требуется следующее: как можно дольше сохранять происшедшее в тайне…

Могилевский тут же накинул одеяло на тело и лицо американца.

– Далее… Утром на вопросы отвечать, что Маверик должен провести день-другой в медицинской части. Никого сюда близко не подпускать. Хоть спите здесь…

Перспектива оставаться с трупом доктора не радовала.

– К утру запах пойдет… – сказал он.

– Действительно, – согласился Ванзаров. – В столовую потянет, повара с тухлой говядиной перепутают.

– У нас не бывает тухлой говядины, – не сдержался за честь мундира Могилевский.

– Ледник есть?

– Да, в глубине парка.

– Рано утром, пока не рассвело, отнесете тело туда…

– Но как же я сам…

– Возьмите в помощь Катю-Кабаниху, она не проговорится.

Доктор пропустил колкость мимо ушей, не до того было.

– Ну почему так случается… – задумчиво проговорил Ванзаров. – Когда господин Лебедев нужен как воздух – его нет. А как к актрискам ехать – так пожалуйста.

– Да-да, – сокрушенно заметил Могилевский. – А что мне до утра делать?

– Ждите здесь, – ответил Ванзаров. – Если Маверик вдруг очнется – дайте знать…

Он нарочно сильно хлопнул дверью. Чтобы наступившая тишина особенно больно кольнула Могилевского. Ему предстояло дожить до рассвета. А первый петух, отгоняющий нечисть, пропоет не скоро.

Что бы он ни говорил, Ванзаров искренно надеялся, что американец не оживет. Это бы сломало стройную цепочку, которую начала плести логика. Как доплетет, останется накинуть ее на нужную шею удавкой.

Снег не кончался. Ветер свирепел и гнал тучи в залив. Глазок папиросы виднелся у входа. Фигура была смазана одеждой. Ванзаров вышел из темноты без предупреждения. Меркумов вздрогнул и невольно подался назад.

– А, это вы… – сказал он доброжелательно, отгоняя рукой клуб дыма.

– Кого ожидали увидеть? – спросил Ванзаров, оглядывая наряд артиста.

Он пребывал все в тех же подштанниках, ботинках на босу ногу и халате. Только накинул пальто на плечи. И с одеялом расстался. Страсть к табаку проморозила его основательно. Меркумов притоптывал и мелко дрожал. Холод брал за косточки. Лучшего и не придумать для душевного разговора.

– Ой, не пугайте, и так ночь для ведьм…

– Ведьмы – не страшны. Человек куда страшнее. Хотел спросить вас, Леонтий Иванович…

– Может, в дом пройдем? – спросил Меркумов, танцуя и сопя.

– Ничего, подышим… – ответил Ванзаров. – Ваш номер стенка в стенку с номером мистера Маверика. Так что ночью слышали?

– Ничего не слышал…

– Книжку читали?

– Нет, спать лег. И провалился. Давно так хорошо не спал, воздух здесь такой.

– Воздух убийственный, – согласился Ванзаров. – Вроде так нервничали, что на радостях графин воды ухнули. А потом – спать? Нет, чтоб продолжить…

– Сам удивился, – ответил Меркумов. – Думал, до утра не засну, все мысли в голове крутились, а потом потянуло на подушку, только прилег и очнулся – уже гам стоит… Я поначалу не понял, что случилось…

– Слышали, как «Пожар!» кричали?

– А кто кричал?

– Да вот кричали. – Ванзарову стало жаль бедного актера, медленно превращавшегося в ледышку. – Идите спать. Папиросой где разжились?

– Так господин Францевич угостил…

– Тоже не спится хорошему человеку.

– Да, он за дом пошел, – сказал Меркумов. – Фонарь взял… Простите, Родион Георгиевич, замерзаю окончательно, а водки нет… – И он юркнул в пансион.

Ванзаров сам бы не отказался от запотевшей рюмки. Но кто пьет водку в три часа ночи? А ведь кто-то пьет…

За домом стояла темень бесконечная. Залив еле виднелся. Снег лежал не сугробами, а холмами, доходя чуть не до окон. Чуть вдалеке по белому метался кружок желтого света. Ванзаров уверенно пошел на него. Францевич удачно был к нему спиной. В другой раз можно было и пошутить, но, помня, как трудно шло их общение, Ванзаров сдержался. Чего доброго еще придется ловить револьвер в темноте. У этого ума хватит палить не глядя.

– Ротмистр, вольно! – скомандовал Ванзаров.

Францевич обернулся быстро и уже занес руку к кобуре, но сдержался.

– Чего вам не спится? – спросил он, пряча фонарь за спину. Чем сделал свою фигуру только заметнее.

– Вот решил проверить, кто это под окнами ходит, следы преступника ищет…

– Ваши окна с другой стороны.

– Ой, а я не заметил… – Ванзаров улыбнулся без надежды, что это оценят. – Полагаете, кто-то мог напасть на американца, а потом уйти через окно и закрыть за собой шпингалеты изнутри?

– Фокусников много, – ответил ротмистр.

– Вы бы еще Веронина допросили. С пристрастием.

– А вам всюду нос надо сунуть? Следствие уже открыли? Причину для этого вескую нашли?

– Павел Федорович, еще раз хочу предложить вам честную и дружескую помощь.

Предложение союза в полной темноте под снежной бурей было столь внезапным и необъяснимым, что ротмистр не удержался.

– И что можете мне предложить? – начал он торговаться.

– Мой товар такого свойства, что может многое изменить, – ответил Ванзаров.

– Блефуете?

– Вы же знаете, что это не так.

– И что желаете?

– Так как вы работает на агентство Алана Пинкертона…

– Вы не можете этого знать! – зло, сквозь зубы проговорил Францевич.

– Про задание мне ничего не известно. Но две недели назад ко мне поступило предложение на них поработать. Я отказался. По лени. О чем теперь жалею…

– Ну и что из того?

– Только выводы, – сказал Ванзаров, смахивая налипающий снег. – Вероятно, заказ имеет отношение к мистеру Маверику, если он приехал из Америки. Если заказ дал не он, а заказали вести его, следовательно, он на подозрении.

– Допустим… И что?

– Агентство Пинкертона с их неспящим глазом тщательно готовит досье на разрабатываемый объект. Мой обмен прост: вы рассказываете, что было в досье на Маверика, которое вам наверняка прислали, я даю вам бесценную информацию. Подчеркиваю: меня не интересует ваше задание… Мне надо знать, в общем, сущую мелочь: его настоящую фамилию и как он заработал свои миллионы там… Предлагаю последний раз. По рукам?

Ванзаров протянул ладонь. Даже в темноте ее трудно было не заметить.

– Не будем мешать друг другу, – он дал последнюю надежду. Убеждать, что бедняга стал игрушкой в чьих-то руках, было лишним: и так самолюбия через край.