Первая волна: Сексуальная дистанция - Мила Левчук

А когда спектакль закончился и я, тяжело и радостно дыша, упал в свое кресло, как по заказу включился медляк, и Семен немедленно бросил меня одного в толпе, лихо выхватив за ручку одну из первых двух подсевших к нам красавиц и увел ее на танцпол. Все взгляды голодных девиц уставились на меня.

– Ненене, девушки, я пас, – засмеялся я, отгораживаясь от них руками. Но с тем же успехом я мог убеждать штормовой прибой, что вообще-то пришел в сухих, отглаженных штанах просто погулять по берегу и окатить меня по самую шею со стороны океана – ужасно неуместно.

– Выбирай! Мы от тебя не отстанем, – весело кричали девчонки, распаленные поддержкой своих. В толпе они становились гораздо смелее. – Выбирай, а то силой вытащим. Не будешь же ты от нас отбиваться.

Отбиваться я, конечно, не смог бы, но упрямо продолжал отнекиваться, пока из-за спин переднего ряда не встала очаровательная Олеся. Девочка почти с меня ростом и с воспитанием подворотни. Такая потащит силой, можно было не сомневаться. Я представил, как нелепо буду выглядеть, упираясь руками и ногами, пока она за шиворот волочет меня на танцпол и принял единственное возможное решение в данной ситуации: протянул руку ближайшей ко мне милашке. Как ее звали, я не знал, но у нее были огромные карие глаза, которыми она смотрела с таким восхищением, что у меня все в животе переворачивалось. К тому же ее не было среди активно наседающих.

Она с недоумением посмотрела на мою руку. Потрясенно выдохнула:

– Я?

И я вновь почувствовал себя суперзвездой.

– Ты, ты, – я улыбнулся, взял ее за руку, и мы пошли мимо притихших девчонок, которые так и не поняли, что им теперь делать, ведь своего они добились, но как-то не так, как хотелось бы каждой из них.

На эту подготовленную почву и налетели с десяток пацанов, что ждали своего часа на заднем ряду. Танцпол заполнился переминающимися на месте парами. Я вывел свою избранницу в центр зала, одной рукой уверенно обнял за талию, второй держал за ручку, сохраняя некоторую дистанцию, и глянул на нее сверху вниз. Как она на меня смотрела… это пздц. Влюбленная по уши, с пылающими щеками, трепыхающаяся от волнения малышка. Я почувствовал себя на полметра выше ростом, раз в пять круче и опьянел от ее эмоций. Представил, что с ней будет, если ее поцеловать, и все тело окатило жаром. Вызывать такие эмоции… я ощутил, насколько это охренительно. Даже голова закружилась.

Но мысли упрямо крутились вокруг одного: почему не Альбина сейчас со мной? Почему не она так смотрит? Почему не она так истово желает быть рядом? Я вспомнил ее отстраненный, холодный взгляд в сторону, и в сердце воткнулась острая игла. Я танцевал с другой, и это Альбине не понравится, это, может быть, даже сделает ей больно. Но я не испытывал чувства вины. Мне хотелось на полторы минуты побыть эгоистом.

Медляк закончился, я выпустил из рук эту теплую, милую девчонку, и на нее тут же сзади налетела подружка, обхватила за плечи, зашептала что-то в ухо. А та все не сводила с меня влюбленных глаз.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Оля, – последовал ответ.

– Спасибо за танец, Оля, – сказал я и пошел из зала прочь.

Миновал Семена, который в углу страстно целовался со своей одиннадцатиклассницей, и покинул школу. Ноги сами понесли меня к нашему дому. Я подошел и молча встал под окном комнаты Альбины. Оттуда струился мягкий желтый свет от настольной лампы, подсвечивая узорчатый тюль. Я стоял и чувствовал себя бесконечно несчастным, потому что теперь догадывался, что меня не любят. И что с этим делать, я понятия не имел.

От Монблана Алекс поехал в спортзал. Он там уже два месяца не появлялся, с того дня, как повстречал Данилова и пропустил два звонка Леры. Впрочем, она тут была ни при чем. Не к ней он ехал. Надо было подумать. Успокоиться. Собраться.

Он переоделся, вышел в зал, наматывая на руку боксерский бинт, и тут же столкнулся с Лерой. Она уставилась на него, улыбнулась.

– Привет, а почему не назначил тренировку?

– Привет, – хмуро отозвался Алекс, – спонтанный выброс агрессии. Пришел спустить пар.

– Ну пойдем, – кивнула она.

И он пошел, хотя нафиг она ему сдалась сейчас? В зале с боксерской грушей грохотала музыка, поднимающая боевой азарт и агрессию, и это было то, что надо. Вольский подошел к снаряду и окинул его злобным взглядом, примериваясь нанести первый удар, и тут из-за спины под мышками появились две девичьи ручки и легли ему на грудь. Лера двумя движениями и пинком под коленку развернула его в классическую боксерскую стойку. Лекс передернул плечами, стряхивая ее наглые ладони, и с мощным рыком из самого солнечного сплетения засадил в грушу первый удар. Снаряд закачался.

– Бьешь как девчонка, – прокомментировала Лера.

Он отфыркнулся, не до игр сейчас, он и так был на взводе. Перед глазами все стояла картинка, как Альбина обнимает своего долбозвончика и повторяет: «Он просто одноклассник. Дурачок из детства. Бегает за мной хвостом. Но люблю-то я тебя!» Из Лекса с ревом вырвался удар, еще, еще, еще. Груша отчаянно закачалась.

– Работай ногами, – орала Лера, – этот мдк атакует тебя слева, если будешь так стоять, и все сопли из тебя выбьет!

Лекс бросил на нее быстрый взгляд и энергично переместился. Все на лету схватывает, стерва.

– Он смеется над тобой, Вольский, – подогревала она, и Лекс зверел.

Он налетал на грушу с лютой животной яростью, орал, звонко, хлестко бил. Звенела цепь. Вскоре на него уже оборачивались все посетители зала.

– Он считает, что уделал тебя, Вольский, он знает, что тебе не победить. ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЖАЛЕЕШЬ СЕБЯ! – Тренер разошлась не на шутку. – Посмотри, у тебя левая висит! Ты устал? УСТАЛ? А он нет. Понял ты? Он никогда не устает!

И это так заходило! Все тело Алекса гудело электрическим напряжением. Он поднимал левую, плясал над полом, едва касаясь носками мата, и налетал на снаряд все злее и яростней. А Валерия не унималась.

– Будешь орать и беситься, как истеричка, и он вырубит тебя! Будешь думать о себе и ляжешь! Думай о цели. О следующем ударе! Ты не думаешь, Вольский! Ты теряешь контроль.

И Лекс очнулся. Все про него. Все правда. Думает о себе, о своем раненом эго. Сдался, мысленно отдал свою женщину врагу. Бесится, теряет контроль и все себе портит. А думать надо о цели, которая не меняется много лет. Никакая другая не нужна. Проверял! Много раз. Не нужна. Только эта. Даже если не понимает, не любит, он будет драться и добьется. Не отступит. На этот раз не отступит.

И Вольский заткнулся. Перестал рычать и вопить, внимательно уставился на грушу, улавливая амплитуду колебаний и раскачиваясь сам на пружинящих ступнях. Перед ним было улыбающееся лицо Дениса, лицо человека, который говорит: «Я запрещаю с ним видеться». А потом смотрит на Лекса и добавляет: «Она моя, ты опоздал, ты всегда будешь только мечтать». И мощный, техничный, четкий удар на выдохе лег ровно в центр на крайней точке сближения, и тяжелая груша звонко отлетела назад.