Неприятности в старшей школе - Меган Брэнди

Я хмурюсь, когда она достает нож.

Она раскрывает его, поворачивает, чтобы проверить остроту лезвия, и я переглядываюсь с Кэпом. Она складывает нож. Сжимает его, оглядывает старый металл, а потом засовывает в левый рукав, незаметно удерживая его там.

– Почему ты решила, что он тебе понадобится?

– Я ношу его с собой везде, – сухо отвечает она.

– Ладно. Тогда почему ты держишь его наготове вместо того, чтобы засунуть в карман или под пояс, как обычно делаешь?

Она встречается со мной взглядом.

– Ты думаешь, что это я непредсказуема? Она в десять раз круче меня.

– Нет. Это ты в десять раз круче ее абсолютно во всем.

Выражение ее лица смягчается, но лишь на мгновение.

– Она неуправляема, но иначе, чем я.

– Ты ведь не убедишь меня, что тебе нужно пойти туда одной.

– Тебе пора понять, что здесь всем рулишь не ты. – Она толкает дверцу и выходит. Я привстаю, чтобы последовать за ней, но рука Ройса вдруг хватает меня сзади за воротник.

Взревев, я высвобождаюсь и оборачиваюсь к нему со злобным взглядом.

– Дай ей минуту. Может, это все из-за того, что сказал отец, насилия или другого дерьма, и у нее в голове сейчас адский хаос.

– Ты и вправду думаешь, что мне есть до этого дело, мать твою? – огрызаюсь я в ответ.

– Мэддок, – рычит он, разворачиваясь на своем сиденье. Его глаза пылают гневом. – Она же только вернулась, чувак, мать твою. И то только потому, что мы поехали и вернули ее. Она твоя девушка, так что тебе решать, блин, но, брат… Проклятье. Я не хочу потерять ее, потому что мы слишком сильно давим. Мы все знаем, как она поступает в таком случае.

– Я согласен с Ройсом, – добавляет Кэптен.

Я ударяю по подголовнику и плюхаюсь на сиденье.

– Десять минут, – уступаю я, закрывая глаза. – И ни секундой, мать ее, дольше.

Ну что за на хрен.

Сделав глубокий вдох, я распахиваю дверь с разбитым стеклом, вхожу и с грохотом ее захлопываю.

Боже, вот по чему я точно не скучаю, так это по запаху въевшегося сигаретного дыма и мерзкого мускуса.

Приглушенный смешок заставляет меня бросить взгляд на диван, который всего несколько месяцев назад был моей спальней.

Я хмурюсь, увидев там ее – все так же лежащую с раздвинутыми ногами, в одной растянутой майке.

Грязная шлюха.

Я в курсе, что означают зажженные свечи, но все равно назло ей включаю свет, чтобы привлечь внимание.

– Я смотрю, с клиентурой проблемы.

– С клиентурой все отлично, дочка, но есть более важные вещи, за которые нужно платить, чем электричество, – она говорит как-то заторможенно, так что я подхожу поближе, чтобы взглянуть на ее. Она лежит, обмякнув, с затуманенным взглядом и лишь чуть приоткрытыми глазами. – А еще свечи создают настроение, так ведь?

Я фыркаю.

– Я вчера встретила кое-кого, – медленно произношу я. – Вот только имя у него оказалось совсем не то, которое я знала.

Она слегка приподнимается на локтях. Она вперивает в меня свой взгляд на мгновение, а потом тихо смеется, но пустота в ее смехе выводит меня из себя.

– О боже. Он был прав. – Она расплывается в медлительной улыбке. – Под этой гнилью ты и правда всего лишь девочка.

Мои брови сходятся на переносице, и она снова смеется.

Я сохраняю напускное спокойствие, но внутри меня все переворачивается.

– Надо отдать ему должное, с его стороны это был хитроумный ход. – Она сует себе в рот сигарету и прикуривает ее, глубоко затягиваясь. – Он думал, что для его дела это будет просто отлично – ты там, рядом с его мальчиками, и отлично с ними ладишь. С учетом того, что их трое на выбор, полагаю, его шансы были довольно велики. Он знал, что делает, когда объявился со своим предложением.

– О чем ты говоришь?

– Не притворяйся дурочкой, дочь.

Я придвигаюсь ближе.

– Ты использовала меня, чтобы помочь человеку, который платил, чтобы поиметь тебя, пока я сидела в проходе? Человеку, которому, кстати говоря, эта помощь нужна была, мать твою, чтобы выйти из тюрьмы?

Она смеется, но ее взгляд ужесточается, и она выпускает струю дыма мне прямо в лицо.

О боже.

– Он заплатил тебе.

Она фыркает.

– Он платит мне. Ты думаешь, я бы отказалась от своего пособия просто так? Он платит мне годами, Рэйвен. Немного тут, немного там. Он оплатил и этот трейлер, но, конечно, отказался переписать его на меня. Мудро с его стороны, потому что я, наверно, продала бы его и, естественно, бросила бы тебя. Но я знала, что чем дольше он сидит, тем больше я смогу выжать из него. Ежемесячные чеки, как по часам, все эти тринадцать лет. Он наконец предложил мне сделку, о которой я мечтала. И если государство больше не собиралось мне платить, то он точно это делал.

Тринадцать лет? Судья говорил, что он отсидел одиннадцать.

В этом всем нет никакого смысла.

Она смеется, но как-то слабо и безжизненно.

– Я вижу, что тебе так и не удается собрать пазл, дочь, но не утруждай себя вопросами, – она улыбается и качает головой. – У меня есть строгие указания от него самого. Если я хочу продолжать получать деньги, я должна держать рот на замке, когда ты постучишься в дверь, – она наклоняет голову. – В качестве бонуса – видеть тебя в отчаянии. Жалкой, какой я тебя всегда знала.

– А что было бы, если бы я просто сбежала?

– Я знала, что ты этого не сделаешь, как только почувствуешь вкус жизни вне этих стен. Он тоже знал. Он очень умный мужчина. Жизнь за жизнь.

– И что, на хрен, все это значит, Равина? – Я придвигаюсь еще ближе.

Она качает головой и пытается рассмеяться, но потом вдруг ее взгляд становится потерянным.

– Они никогда не отпустят тебя. Теперь, когда ты у них.

Я морщу лоб, она приподнимается, чтобы сесть. В мерцании свечей становятся заметными синяки, покрывающие ее руки.

Она оценивающе оглядывает меня, и ее лицо искажает хмурая гримаса.

– Ты хочешь остаться. Рэйвен… Не будь, мать твою, дурой.

– Обо мне можешь не беспокоиться.

– Не говори мне, что уверена, будто эти парни не знали обо всем с первого дня, – моя мать ухмыляется с чрезмерной гордостью, в надежде увидеть падение собственной дочери. – Как думаешь, почему они перевезли тебя к себе? Для надежности. Ради уверенности, что когда их добрый старый папочка предстанет перед судом, то сможет рассказать счастливую историю о том, что дочь той самой женщины, которая обвинила его в изнасиловании, простила и забыла, да к тому же еще и полюбила его сыновей. Сказку о том, как это сблизило вас и теперь вы одна большая смешанная семья.