Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми

На следующий день мы оставались на том же месте до двух часов пополудни. В два часа мы получили приказ двигаться на юг, чтобы перерезать шоссе Суэц – Каир и завершить окружение Третьей армии. Командир полка попросил Эхуда, чтобы наш батальон был ведущим полка, а тем самым и всей дивизии. Ведь Эхуд был знаком с местностью лучше всех. Началась классическая атака танковой дивизии: более ста танков мчатся на предельной скорости, пересекая местность, а над нами на небольшой высоте пролетали наши самолеты, атакуя позиции перед нами, и их бомбы разрывались совсем близко, но, к счастью, нас не задело. Египетские части рассеялись, разбегаясь кто куда: солдаты бросали грузовики, танки и бронетранспортеры. Ничто не может сравниться по красоте и мощи с атакой бронетанковой дивизии. В этот момент я испытывал тот же подъем и восторг, как в тот день, когда я получил разрешение на выезд из Советского Союза. Я был горд, что это – моя армия, армия моей страны, и что мы побеждаем в этой проклятой войне, и что в этой победе есть и моя заслуга. Мы приближались к шоссе Каир – Суэц, и я мог различить в бинокль машины, едущие по шоссе. Кто-то успел проехать, а кто-то нет. Я вспомнил роман Константина Симонова «Живые и мертвые», где описывался бой с отступлением Красной армии в 1941 году. Там был мост, через который некоторые успели перейти, а некоторые нет. Симонов писал, что этот мост, по сути, поделил людей на живых и мертвых. Те, кто успел перейти мост, еще не знали, что останутся в живых. А те, кто не успел, еще не сознавали, что уже практически мертвы. Я подумал: пассажиры машин еще не знают о том, что ближайшие минуты определят, кто из них уже мертв, а кто останется жить.

Мы заняли позиции вдоль шоссе Суэц – Каир, а перед нами, восточнее и левее, был Суэцкий канал. Шоссе, ведущее на запад в Каир, уже было пустым. Еще до войны, по данным разведки, я был довольно хорошо знаком с египетской армией и системой обороны Египта и знал, что между нами и Каиром осталась только одна египетская часть, танковая школа численностью в полк в предместьях города, бойцы которой еще не участвовали в боевых действиях. Только этот танковый полк стоял между тремя израильскими бронетанковыми дивизиями и столицей Египта, Каиром. С военной точки зрения атакой бронетанковых дивизий можно было за несколько часов овладеть этим пространством. Мы получили приказ: двигаться на юг и окружить Суэц, а уже через два часа мы заняли позиции в трех километрах юго-западнее порта. Так было завершено окружение Третьей армии. Еще через два часа, ночью, по шоссе мимо нас, дальше на юг, промчался полк Арье Керена – на полной скорости и с включенными фарами, по направлению к порту Адабия. Мы не знали, что происходит на участке Второй египетской армии, но, по крайней мере, на нашем участке фронта задача, поставленная перед нами приказом от 14 октября, была выполнена.

Ночью мы столкнулись с проблемой сотен пленных, в основном солдат штабов и тыловых частей, реже – офицеров. Почти все боевые части египтян были на восточном берегу канала. Мы не знали, что делать с пленными, и сказали им идти в сторону Каира, но они отказывались. Разоружив их, мы собрали их в стороне, дали им поужинать и велели идти спать. Ночь была холодная. Мы раздали им одеяла и еду. Утром я не поверил своим глазам. Вокруг танков и бронетранспортеров основным цветом был светло-желтый, цвет военной формы египетской армии. Их было не меньше, чем солдат нашего батальона, и со стороны казалось, что на стоянке царит полная идиллия. Пленные египтяне и израильские экипажи танков и бронетранспортеров вместе готовили завтрак: вскрывали консервы, разводили огонь, и завтрак превратился в совместную трапезу. Египтяне даже вызвались помочь в раздаче еды и мытье посуды.

Эхуд вернулся с заседания штаба полка и сказал: «Входим в Суэц». «Какой идиот отдал этот приказ?» – выпалил я. Эхуд ответил кратко: «Это приказ. Входим». Наш батальон был ведущим при входе в город. Пленных мы оставили на месте ночной стоянки, выдали им паек и одеяла, сказав, что кто хочет, может идти в сторону Каира. Когда мы вернулись вечером, после дневного боя, египетские солдаты сидели и ждали нас. Они даже предложили нам помощь в обслуживании танков и бронетранспортеров, а также в приготовлении ужина. Понадобилось некоторое время, чтобы все-таки от них избавиться и передать в ведение тех, кто занимался пленными. Однако первые сутки возле Суэца были сюрреалистичными.

Перед входом в Суэц мной овладел страх, подобного которому я не испытывал за всю войну. В бою я не чувствовал страха. Во время выполнения боевой задачи ты сосредоточен на цели и действуешь почти механически. И даже в те минуты, когда я видел смерть перед глазами, страха не было. Страх приходит ночью, после того как танки уже остановились и двигатели заглушены. Когда все дела в батальоне переделаны, все приготовления закончены, отданы все приказы и машины отлажены и осталось немного времени отдохнуть и поспать. Вот тогда вдруг охватывает страх. Только тогда вспоминаешь прошедший день и моменты, когда смерть прошла совсем близко и ты почувствовал ее леденящее дыхание. Когда вспоминаешь лица погибших товарищей в последние встречи с ними – за несколько минут или часов до их смерти. И как это часто бывает в танке, ты слышишь по радиосвязи донесения и за кодовыми названиями видишь этих людей живыми, вспоминаешь, как несколько минут, часов или месяцев назад ты говорил с ними, и вот тогда становится по-настоящему страшно.

Утром, когда просыпаешься, опять тобой овладевает жуткое чувство страха. Первая мысль: неужели это последний день моей жизни; где я буду вечером – среди живых или среди мертвых; доведется ли мне увидеть хотя бы еще одно утро. Инстинктивно ты бросаешь взгляд на свои руки и ноги, а в голове мелькает мысль: будут ли они при тебе вечером? У танкистов страх и напряжение проходят вместе с командой «Запускай двигатели!» И в ту же секунду страх исчезает. Звучит команда: «Двигаться вперед!» И ты чувствуешь, как эта огромная машина, стальной зверь, двинулась, подрагивая, и ты – часть этого железного механизма. Ты думаешь и действуешь в соответствии с опытом и знаниями, полученными во время армейской службы. Нет ни страха, ни жалости. Нет никаких чувств. Только иногда ярость и злость. Когда ты видишь, как пал твой товарищ, тебя охватывает животная ярость и жажда мести. Такое чувство было у меня, когда Ишай умер у меня на руках. Я схватился за пулемет и расстрелял три или четыре ленты, ничего не чувствуя. МАГ стреляет гораздо лучше, чем пулемет 0.3, и, когда я видел, как вражеские солдаты падают от моих пуль, я не чувствовал ничего, кроме гнева и примитивной, животной жажды мести.

Во время боев на восточном берегу канала под противотанковым огнем противника и ПТУРСами над нашими головами мы практически не испытывали страха, а скорее напряжение, ожидание, готовность правильно отреагировать в нужный момент. На Западном берегу канала сопротивление было слабым: ни ПТУРСов, ни серьезного противотанкового огня. Основная угроза исходила от РПГ, да и то в основном вблизи Суэцкого канала, где была густая растительность. Мы старались держаться от таких мест подальше или вызывали пехоту, чтобы прочесать местность рядом с нами. Радиус действия РПГ до 200–300 метров, и мы не чувствовали такой опасности, как на Восточном берегу канала. Однако, когда мы вошли в Суэц, я почувствовал напряжение, азарт и физическое ощущение опасности, как во время боя на направлении «Тиртур».