Не такая, как все - Марк Леви

Санджай стиснул зубы, а его дядя пошел вниз переодеваться.

Хлоя вернулась в десять вечера одна. В лифте она не сказала Санджаю ни слова, ограничившись еле слышным «спокойной ночи», прежде чем закрыть за собой дверь.

Там она, не зажигая света, подъехала к окну. По понедельникам на тротуарах не было ни души, по Пятой авеню быстро ехали немногочисленные такси, сворачивавшие на 9-ю улицу. Хлоя долго смотрела в пустоту. Ближе к полуночи она достала из кармана телефон и не глядя нашла номер Джулиуса. Она приняла решение не потому, что он не явился на встречу: наверное, работал допоздна и не слышал, как пришло ее сообщение.

Пока она его ждала, Клод принес ей бокал шампанского, потом еще один, потом еще. Когда она еще не окончательно опьянела, а только чуть захмелела, он сел напротив нее на банкетку и заказал ужин на двоих. Клод пожалел ее, а Хлоя не выносила, когда ее жалеют — ни Джулиус, ни кто-либо еще.

Она не хотела слушать его голос на автоответчике. Опустив руку с телефоном и немного подождав, проговорила в трубку:

— Я столько раз ошибалась, что это даже трогательно. Все было ошибкой: и мои надежды на будущее, и то, что мы сумеем сделать вид, будто по-прежнему вместе. Я неправильно представляла себе, как строить жизнь заново, неверно оценивала наше прошлое, напрасно думала, что я перед тобой в долгу. У меня сложилось ложное впечатление о нас, и особенно о тебе. Но больше я не хочу ошибаться, никогда! Увидимся завтра в парке. Знаю, между тремя и четырьмя часами дня у тебя нет занятий. Я верну тебе то немногое, что ты оставил здесь, а также твою свободу. Я тоже теперь свободна. Прощай, Шопенгауэр.

На следующий день Хлоя приехала в Вашингтон-сквер-парк в три часа дня. Еще издали она увидела, что на скамейке сидит не Джулиус, а другой человек.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

— Он не придет, — ответил со вздохом Санджай, захлопывая книгу.

— Не понимаю…

— Вчера вечером я не осмелился сказать вам, что вы ошиблись еще и номером телефона…

— Зачем было с ним оставаться, раз вы прекрасно понимали, что заблуждаетесь на его счет? — спросил Санджай.

— Потому что он оставался со мной, а не я с ним. Потому что я достаточно пострадала физически, чтобы к этому добавить еще одну боль.

— Его фамилия и вправду Шопенгауэр?

— Если со вчерашнего дня не изменилась, то да, — ответила Хлоя.

— Нужна изрядная смелость, чтобы влюбиться в мужчину с такой фамилией. Либо смелость, либо склонность к мазохизму.

— Какая связь между его фамилией и чувствами, которые я к нему испытываю — или не испытываю?

— В статье Шопенгауэра о женщинах больше женоненавистничества, чем в коллективном бессознательном моей страны!

— Я же встречалась не с оригиналом, а всего лишь с копией… Вижу, вы тоже читали Шопенгауэра?

— Вас это удивляет, потому что я из Мумбаи? Я не брошу в вас камень, поскольку сам больше всех удивлюсь, когда Запад перестанет воспринимать Индию только как край священных коров, чатни и карри.

— Я не то хотела сказать…

— Но подразумевали именно это.

— Вы прирожденный морализатор! Кто из нас двоих — патентованный лгун?

— Если бы я вам сообщил, что у меня здесь напротив назначена встреча, вы бы сочли, что чем-то мне обязаны. Но вчера я понял, что этого, как и многого другого, вы просто не выносите.

— Вы отлично знаете, что я ничего подобного не имела в виду. Давайте так: если вы когда-нибудь опять захотите со мной пообщаться, будем считать, что этого разговора не было.

— Хорошо, а потом вы мне скажете, кто из нас двоих первый лгун. Главное, чтобы вы захотели со мной увидеться теперь, когда знаете, что я простой лифтер.

— Как же нам не видеться, раз вы работаете в моем доме…

— И еще: мне не хочется, чтобы вы напрягались. Я буду обращаться к вам «мисс» и только если мисс понадобятся мои услуги. Сожалею, что вы ошиблись номером. Давайте договоримся, что этого звонка никогда не было.

— Никакая не «мисс», а Хлоя! — крикнула она вслед удалявшемуся Санджаю и проводила его взглядом до самого выхода из парка.

Дипак посмотрел на часы, надеясь, что Санджай проявит пунктуальность. Тот его не подвел: вписался в простительные пять минут.

— Я очень старался! — воскликнул запыхавшийся племянник.

— Тебя никто не упрекает. После полуночи, удостоверившись, что все уже дома, Ривера по привычке засыпал за конторкой. Никто не мешает тебе поступать так же, только не забывай заводить будильник, чтобы в шесть тридцать быть свежим и бодрым. Уильямс, случается, выходит за газетой уже в шесть сорок пять. Не бойся, твои ночные смены будут не такими напряженными, как мои дневные.

— Надо еще учитывать, что днем я тоже работаю.

— Днем Ривера постоянно был у жены в хосписе: поверь мне, это далеко не отдых, при ее-то состоянии… Он старше тебя на сорок лет. Полагаю, ты справишься.

— Достаточно было бы простого «спасибо»…

— Пора бы знать, что молчание часто значительнее бесполезных слов. До завтра, передаю рабочее место тебе.

Дипак спустился в подвал. Ривера ошибся, предположив, что поведение жильцов войдет в норму, как только ему найдется замена. Их холодность, тем более необычная, что ее проявляли все без исключения, не давала Дипаку покоя. Миссис Уильямс, эксперт по злословию, бросила, выходя из лифта: «Добрейшая миссис Зелдофф сочтет это чудом. Кто станет с ней спорить? В один миг найти лифтера, причем сразу после такого неприятного инцидента — прямо как в сказке! Да еще выходца из Индии! Можно подумать, в Америке не осталось квалифицированных работников!»

Инстинкт редко подводил Дипака, и он решил во всем разобраться. Переодевшись, он перешел в комнатушку напротив чулана, где работал видеомагнитофон, записывавший с 11 вечера до 7 утра все, что попадало в объектив камер наблюдения. Одна была направлена на тротуар под козырьком, вторая — на служебный вход, третья — на коридор в подвале. За двадцать лет со времени установки этого оборудования ни разу не произошло ничего достойного внимания. Кооператив довольствовался шестью старыми видеокассетами, которые Дипак менял местами.

Сев перед монитором, он поставил первую и включил ускоренное воспроизведение. Его интересовал поздний вечер прошлого вторника. Чутье его не подвело, он обнаружил нечто странное: миссис Коллинз в халате, спустившуюся в подвал с пульверизатором в руках. Что в нем за вещество, понять было невозможно, но не только профессиональный детектив мог бы догадаться, для чего использовали эту штуку. Вот и доказательство невиновности Дипака. Немного подумав, он перемотал пленку в начало и оставил кассету в видеомагнитофоне: новая ночная запись наложится на старую и сотрет следы неожиданного визита миссис Коллинз в подвал. Дипак станет его единственным безмолвным свидетелем.