Сад костей - Тесс Герритсен

При свете яркого огня Норрис не мог не восхищаться стильным шейным платком Эдварда, повязанным а la Sen timentale[4], и зеленым сюртуком с серебряными пуговицами и бархатным воротником. Трое коллег Норриса даже для грязной работы в прозекторской, где они анатомировали старика ирландца, наряжались в изящные рубашки и марсельские жилеты,

Он никогда не надел бы такой дорогой муслин, зная, что рискует посадить на него пагубное пятно. Рубашка

Норриса была старой и поношенной и стоила куда дешевле, чем один шарф Кингстона. Норрис посмотрел на свои руки и увидел застывшую под ногтями кровь. Смрад старого трупа я понесу на своей одежде домой, подумал он.

— По стаканчику бренди с водой для моих замечательных студентов! — крикнул доктор Крауч. — И блюдо устриц!

— Хорошо, доктор, — отозвалась служанка, она лукаво взглянула на Эдварда и поторопилась за выпивкой, минуя столы, вокруг которых теснился народ.

Венделл и Чарлз тоже носили модную одежду, но первый был слишком невысоким, а второй — чересчур бледным и застенчивым, чтобы притягивать восхищенные взоры. А на Норрисе были поношенный сюртук и разваливающиеся ботинки. На такого вряд ли кто посмотрит дважды.

В таверне «Ураган» Норрис был нечастым гостем. Пусть кое-где и мелькали невзрачные сюртуки или выцветшие формы офицеров, сидевших на половинном жалованье, основная масса здешних посетителей носила высокие воротники и хорошую обувь. Норрис заметил изрядное количество коллег-студентов из медицинского колледжа — они жадно загребали устриц теми же руками, которые всего несколько часов назад запускали в окровавленные тела покойников.

— Первое анатомирование — это только начало, — заметил Крауч, повышая голос, чтобы его не перекрывал шум таверны. — Невозможно постичь всю гениальность механизма, не увидев различий между юностью и старостью, мужчиной и женщиной. — Придвинувшись к четырем студентам, он заговорил чуть тише: — Доктор Сьюэлл надеется на следующей неделе обеспечить новую партию. Он предложил целых тридцать долларов за каждый, но есть трудности с доставкой.

— Люди все равно постоянно умирают, — проговорил Эдвард.

— Однако нам все-таки недостает трупов. Последние годы мы полагаемся на поставщиков в Нью-Йорке и

Пенсильвании. Но сейчас повсюду приходится сталкиваться с соперничеством. В этом году Врачебнохирургический колледж Нью-Йорка принял двести студентов. Университет Пенсильвании — четыреста. Мы бьемся за тот же товар, за который дерутся другие учебные заведения, и с каждым годом положение только ухудшается.

— А вот во Франции таких трудностей нет, — сказал Венделл. Крауч с завистью вздохнул:

— Во Франции прекрасно понимают, что необходимо для всеобщего блага. Медицинские учебные заведения Парижа имеют открытый доступ в благотворительные больницы. Студенты могут использовать для занятий столько трупов, сколько необходимо. Да, вот где надо изучать медицину!

Служанка вернулась, неся напитки и блюдо с дымящимися устрицами, все это она поставила на стол.

— Доктор Крауч, — обратилась служанка к врачу. — Один джентльмен хочет поговорить с вами. Говорит, что его жене пришло время рожать и она очень страдает.

Крауч оглядел таверну.

— Какой джентльмен?

— Он ожидает на улице, в экипаже. Вздохнув, Крауч поднялся с места.

— Похоже, я вынужден вас покинуть.

— Может, мы составим вам компанию? — предложил Венделл.

— Нет, нет. Нельзя позволить, чтобы устрицы пропали. Увидимся утром в палате.

Доктор Крауч направился к двери, а четверо студентов, не теряя времени даром, набросились на угощение.

— Вы знаете, он прав, — заметил Венделл, вытащив сочную устрицу. — Нужно учиться в Париже, и доктор Крауч не единственный, кто говорит об этом. Нам не повезло. Доктор Джексон убедил Джеймса закончить обучение именно там, да и Джонни Уоррен скоро отправится в Париж.

Эдвард презрительно фыркнул:

— Если у нас такое дрянное образование, почему вы все до сих пор здесь?

— Мой отец считает обучение в Париже излишней расточительностью.

Для него это всего лишь расточительность, подумал Норрис. Для меня же — нечто недостижимое.

— А ты разве не хочешь поехать туда? — удивился Венделл. — Стать учеником Луи и Шомеля[5]?

Разглядывать свежие трупы, а не полузасоленные образцы, которые прогнили почти до костей? Французы понимают толк в науке. — Он положил на блюдо пустую устричную ракушку. — Именно там и нужно изучать медицину.

— Когда я поеду в Париж, — усмехнулся Эдвард, — ничего изучать я там не стану. Разве что женскую анатомию. А ее можно изучать где угодно.

— Хотя и не так всесторонне, как в Париже, — улыбнулся Венделл, вытирая с подбородка горячий устричный сок.

— Если, конечно, верить историям об энтузиазме француженок.

— При наличии туго набитого кошелька энтузиазм можно купить где угодно.

— Значит, и у таких коротышек, как я, есть надежда. — Венделл поднял свой бокал. — Эх, похоже, у меня родился стих. Ода французским дамам.

— Нет, только не это, — простонал Эдвард. — Давайте сегодня обойдемся без виршей!

Эта фраза не рассмешила только Морриса. Разговоры о Париже, о женщинах, которых можно купить, разбередили его глубокую детскую рану. «Мать оставила меня ради Парижа». И кто же тот мужчина, что заманил ее туда? Хоть отец и отказывался говорить об этом, Норрис в конце концов пришел к неизбежному выводу: конечно же, без мужчины не обошлось. Софии едва исполнилось тридцать, умной, жизнерадостной красавице приходилось сидеть на ферме в тихом Белмонте. Она встретила его во время поездки в Бостон — но когда именно?

Что он пообещал Софии, какую награду предложил за то, чтобы она бросила сына?

— Ты ужасно молчалив сегодня, — заметил Венделл. — Это из-за беседы с доктором Гренвиллом?

— Нет, я же рассказал тебе. Мы говорили о Розе Коннелли.

— А! Эта ирландка, — поморщившись, проговорил Эдвард. — Мне кажется, у господина Пратта есть гораздо больше свидетельств против нее, чем нам с вами об этом известно. И дело не только в затейливой безделушке, которую она украла. Воровки еще и не на то способны.

— Не понимаю, как можно говорить про нее такое! — возмутился Норрис. — Ты ведь совсем ее не знаешь.

— В тот день мы все были в родильной палате. Она не выказала ни капли уважения доктору Краучу.

— Но это не значит, что она воровка.