Литературный призрак - Дэвид Митчелл

Я дала монахам мелочь, чтобы они воскурили благовонную палочку за здоровье моей дочери, и они так же бегом скрылись в тумане. Я спрятала утварь, что получше, высоко на Дереве, а Учителя нашего Будду перенесла, попросив прощения за беспокойство, еще повыше, туда, где росли фиалки.

Туман рассеялся, и обнаружилось, что уже наступила осень. Под порывами ветра листья мчались по дорожке, словно крысы по воле заклинателя.

Деревья вытянулись до самого неба. Кроны сомкнулись и образовали небесную поляну. «Следуй за мной, — сказала единорожица, — Положи руку мне на плечо». Высокие своды сменяются высокими сводами. У моего поводыря копытца из слоновой кости. Я заблудилась, но чувствую не страх, а радость. Мы очутились в саду на дне тихого светлого колодца. Над причудливым мостиком с узорами из янтаря и нефрита колышутся цветы лотосов и орхидей. Бронзовые и серебристые карпы плавают вокруг моей головы. «Это место блаженства, — сказала я мысленно единорожице, — Мы здесь еще побудем?»

«Матушка, — мысленно же ответила единорожица, и ее человечьи глаза наполнились слезами. — Матушка, разве ты не узнаешь меня?»

Я проснулась с печалью на сердце.

Сидя в своей пещере, я смотрела на полосы дождя и больше всего на свете хотела превратиться хоть в птичку, хоть в камушек, хоть в папоротник, хоть в оленя, как влюбленные в сказках. На третий день небо прояснилось. Со стороны деревни перестал подниматься дым. Я осторожно подкралась к своему домику. Снова разрушен. Расплачиваются-то всегда бедные люди. А больше всех платить приходится бедной женщине. Я стала разбирать обломки. А что еще оставалось делать?

В начале лета объявились коммунисты. Всего четверо — двое мужчин, две женщины. Молодые, в новой форме, с пистолетами. Дерево предупредило меня об их приближении. Я предупредила отца, который, как всегда, дремал в гамаке. Он приоткрыл один глаз.

— Да пошли они на хрен. Все одинаковые. Только значки да медали разные.

Отец умирал, как и жил, с одним желанием: главное — поменьше шевелиться.

Коммунисты спросили, можно ли присесть в чайной и поговорить со мной. Друг друга они называли «товарищ», а ко мне обращались почтительно и ласково. Один парень с девушкой были влюблены друг в друга, я сразу это поняла. Я б и рада была им поверить, но они слушали меня с улыбкой. А опыт научил меня — за улыбкой прячется зло.

Коммунисты внимательно выслушали мои жалобы. Кроме зеленого чая, им от меня ничего не было нужно. Они вообще хотели не брать, а давать. Они хотели давать разные хорошие вещи, например образование. Всем, даже девочкам. Еще хотели давать бесплатное лечение и покончить с болезнями. И покончить с эксплуатацией человека человеком на фабриках и на земле. И покончить с голодом. И вернуть нашей родине попранное достоинство. Китай больше не будет темным дряхлым стариком в семье азиатских народов. Молодой Китай родится из праха какого-то феодализма, так вроде они сказали, и поведет за собой все человечество. Новая эра начнется через пять лет, не позже, потому что мировая пролетарская революция исторически неизбежна. А когда начнется новая эра, то у каждого будет личный автомобиль, так они сказали. А дети наших детей вообще на работу будут летать по воздуху. Потому что у каждого будет всего вдоволь по его потребностям, и преступники исчезнут сами собой. Зачем воровать, когда всего вдоволь?

— Ваши вожди, должно быть, великие волшебники и знают волшебное слово.

— Да, — сказала девушка. — Это волшебное слово — учение Маркса, Сталина, Ленина. Это волшебное слово — «диалектика классовой борьбы».

Мне это волшебное слово показалось не очень убедительным.

Отец выполз из гамака и потребовал чаю.

— Мы очень рады, что коммунисты наведут хоть какой-то порядок на Святой горе и в долине, — сказал он, не сводя глаз с девушек и ковыряя пальцем в зубах. — А то вот националисты изнасиловали ее. — Он мотнул головой в мою сторону. — Натерпелись от них.

Стыд горячей волной поднялся во мне. И неужели он забыл, что это сделал Сын Военачальника? Влюбленная девушка вышла из-за стола и пожала мне руку. Такая молодая, чистая ручка, мне даже не по себе стало.

— При старом режиме женщины часто подвергались насилию. Они не знали другой жизни. В Корее японская армия угнала девушек. Им дали японские имена и, как стадо, водили за армией для нужд солдат. Но эти времена остались в прошлом.

— Да, — заговорил юноша. — Капиталисты и империалисты насиловали Китай много веков. При феодализме женщина была приравнена к домашнему животному. И при капитализме женщин покупали и продавали, как домашний скот.

Я хотела сказать ему, что он и понятия не имеет — каково это, когда тебя насилуют, но девушка была так ласкова со мной, что я потеряла дар речи. Добра-то я ни от кого не видела, кроме моего Дерева и Учителя-Будды. Девушка сказала, что принесет мне лекарство, если нужно. Они были такие добрые, счастливые, смелые. Моего отца назвали «господин» и даже расплатились за чай.

— Вы совершаете паломничество на Святую гору? — спросила я.

Юноши улыбнулись.

— Партия освободила китайский народ от оков религии. Скоро паломников вообще не будет.

— Паломников не будет? И гора больше не святая?

— Конечно не святая, — кивнули они. — Но все равно красивая.

Значит, правильно я все поняла. Намерения-то у них добрые, но в голове чушь собачья.

В том же году, когда я, как обычно, зимовала в деревне, из Лэшаня пришли печальные вести. Моя дочь и ее опекун с женой бежали в Гонконг, потому что коммунисты хотели арестовать их как врагов революции. Всем известно, что из Гонконга еще никто никогда не возвращался. Какие-то ужасные чужеземцы, которых называли «англичане», распустили слух, что Гонконг — райское место, а когда приезжие ступают туда, их сразу же заковывают в цепи и заставляют работать на ядовитых заводах и в алмазных копях, пока они не умрут.

Дерево пообещало, что я увижу свою дочь. Не понимаю, как это произойдет. Но я привыкла верить Дереву.

Полосатое платье делало толстую девушку еще толще. Она посмотрела сначала на миску с лапшой, от которой шел густой и вкусный пар, потом на меня. Положила в рот полную ложку лапши, скорчила рожу, потрясла головой и выплюнула на стол.

— Гадость!

Ее подружка — с виду ведьма ведьмой — глубоко затянулась сигаретой.

— Что, так плохо?

— Я даже свинью не стала бы этим кормить.

— Нет ли у тебя шоколада, старуха? — спросила подружка-ведьма.

Лапша у меня вкусная, уж это я знаю наверняка. А вот что такое шоколад — не ведаю.

— Что вы сказали?

Толстуха вздохнула, наклонилась, подняла горсть земли и высыпала в лапшу.

— Может, так будет съедобней. Я не заплачу тебе ни юаня. Я просила лапши. А не помоев.