Бессонница - Евгений Рудашевский

Рассказывая об этом, Мэт вновь стал тем Мэтью, которого я знал в Чикаго, – по голосу, по движениям и даже по взгляду. Думаю, он сам не обрадовался такой перемене. Я старался больше ни о чём его не спрашивать, а когда мы вернулись в мотель, Мэт сразу приободрился, хотя теперь его бодрость казалась отчасти фальшивой.

Крис и Эшли спали обнявшись, и выглядело это тепло и спокойно. Мэт с порога начал пересказывать наш разговор с Якобом, потребовал немедленно выехать к дому, отмеченному на карте, но Эшли и Крис отказывались просыпаться – пробормотав что-то неразборчивое, стали потягиваться и только глубже прятаться под одеялом. Мэт какое-то время взывал к их совести, пытался соблазнить солнечным днём и пакетами с едой, а в итоге позвал меня: вдвоём мы придвинули к ним вторую кровать, стряхнули с неё вещи и сдёрнули покрывало. Крис и Эшли с подозрением следили за тем, что мы делаем.

– Ночью нас точно никто не пустит, – заявил Мэт. – Если хотим посмотреть на живых амишей, лучше поторопиться. Так что обедаем и выдвигаемся.

С этими словами Мэт сбросил кроссовки, снял рубашку и, прихватив с собой пакеты, прыгнул на большую общую кровать, составленную из двух односпальных. Идея обедать лёжа мне показалась не самой удачной, но спорить не было ни времени, ни желания, так что я последовал за Мэтом, предварительно разувшись и стянув с себя толстовку.

Крис и Эшли никак не отреагировали на наше появление. Мэт сказал, что это возмутительно, и вскоре на сдвоенной кровати началась возня. Прячась под одеялами, хватая друг друга за руки и ноги, стараясь ущипнуть за бок или просто растормошить, мы рассыпали всё, что купил Мэт; впрочем, выяснилось, что накупил он всякой ерунды, из которой действительно съедобной можно было признать только выпечку с фруктовой начинкой и соевые батончики. Всё остальное: чипсы, шоколадки, желейные конфеты и холодный попкорн – едва ли могло заменить полноценный обед, но возмущаться по этому поводу уже не было смысла.

Крис и Эшли окончательно проснулись и потребовали прекратить возню. Убедившись в том, что они не шутят, Мэт наконец успокоился.

Мы так и лежали – вперемешку, не зная, где чьи ноги или руки, выискивая по обеим кроватям рассыпанные упаковки и ворча, если чьё-то колено неудобно упиралось в поясницу. Казалось, можно вот так пролежать весь день, забыв об амишах, об университете, о необходимости куда-то ехать и что-то искать.

Наверное, каждый из нас думал о чём-то подобном, и произносить всё это вслух было необязательно, мы и так хорошо понимали друг друга, поэтому ели молча, а потом Крис, набив рот желейными конфетами, попыталась спросить что-то об амише, которого мы встретили в супермаркете, но слова у неё выходили скомканные, неразборчивые, и это рассмешило Мэта, он принялся её щекотать. Крис не то простонала, не то рассмеялась, и желейные конфеты посыпались у неё изо рта, а Мэт не останавливался, в итоге повторилась возня на кровати, и я тоже щекотал, и даже не знал, кого именно. Одеяла, простыни, подушки – всё перемешалось. Шелестели упаковки от чипсов, ломался и крошился шоколад, а мы смеялись, и наконец Эшли упала на пол, чем окончательно нас развеселила. Потирая ушибленную руку, Эш сказала, что нам всем нужно лечиться, и ушла в туалет, а мы ещё какое-то время возились втроём и остановились, только когда Крис, запыхавшись, скомандовала:

– Хватит! Всё… Устроили тут…

И Крис выглядела бы недовольной и даже строгой, если б вся не перепачкалась в липких конфетах и если бы к её щеке не прилипла красная обёртка от «KitKat». Увидев, что мы над ней смеёмся, Крис с притворной обидой сжала губы и как-то неуклюже, извиваясь, выползла из-под одеяла на пол. Мэт последовал за ней, стараясь в точности повторять её движения.

Я остался один. Растянулся на кровати, прикрыл голову подушкой и подумал, что хотел бы вот так путешествовать. Смотреть, как зима за окном сменяется весной. Как из-под снега показываются первые цветы. Встречать в супермаркетах амишей и других чудаковатых людей, разговаривать с ними, записывать наши встречи, рассказывать в небольших зарисовках о том, как они живут, о чём думают, а потом ехать дальше и никогда не знать, где наша общая дорога закончится и какими будут наши последние слова. И чтоб всё было как у Джонни Кэша:

Когда вернулась Эшли, я заметил, что она по-прежнему держится за ушибленный локоть. Вспомнил, как она неуклюже, задрав ноги, вывалилась из кровати, и, не сдержавшись, усмехнулся. Эш по моему взгляду поняла, в чём дело, и с возмущением крикнула:

– Эй! Мне было больно!

В следующее мгновение она уже сама не сдержала смех и в отместку за это ударила меня подушкой. Если б не вмешательство Крис, мы бы устроили на кровати очередное побоище.

– Ты в порядке? – спросил я чуть позже.

– Да, пустяки, – Эшли улыбнулась, показывая, что ушиб всё-таки был не такой болезненный.

Собирая вещи, мы с ней опять разговорились про путешествия, про встречи с разными людьми, про моё желание писать об этих встречах, а потом Эш спросила:

– Значит, я была права. Ты действительно хочешь стать писателем?

– Не знаю. Я просто хочу писать.

– Разве это не одно и то же?

– Не знаю.

– Хочешь, чтобы потом кто-то заучивал цитаты из твоих текстов?

– Не знаю.

– Думаешь, так вообще бывает?

– Как?

– Ну, постоянно ездить, ничем толком не заниматься и просто писать?

– Не знаю… Но тут как у Кэша.

– Это как?

И я процитировал, чуть растягивая слова, потому что в голове сразу заиграла музыка:

– И это всё про меня, – вздохнул я. – Если я буду писать, только так. Не хочу никого учить. Зачем? Буду рассказывать истории – так, как сам их почувствовал. Как братья Лувин с их «Mary of the Wild Moor», как Кристофферсон с его «Darby’s castle», как Пакстон с его «On the road from Srebrenica», как сам Кэш с его «Don’t take your guns to town». Не буду никому объяснять, как поступать и какой делать выбор. Я и сам этого не знаю. Никаких рецептов или оценок. Ведь сейчас каждый стал судьёй. Вначале закажет помидоры с доставкой и выставит им твёрдую шестёрку с комментарием: «Немного мелковаты», – потом пролистает «Сто лет одиночества» и снисходительно оценит его на семь с половиной звёзд, написав: «Не хватило саспенса и более чёткой структуры. Под конец надоедает однообразием, автору следовало поработать над концовкой». Мы будто попали в идеальный мир школьника, где можно встать на место учителя и всё забрасывать своими липкими оценками. Так что нет, оценивать или судить я ничего не хочу.