Первая люболь - Катрин Исаева

— Вообще-то я еще не дала на это согласие… — ощутила дрожь в спине и ногах.

— Мне оно не нужно. — в глазах собеседника заплясали веселые искорки.

Воинов прямо лопался от уверенности, что я от него без ума. Вот нахал!

— А знаешь, мне уже пора! — подскочила, хватая с вешалки свой пуховик, и, на ходу застегивая его и натягивая шапку с шарфом, вылетела из переполненного кафе.

Но убежать далеко не удалось.

— Роза, постой! Да, постой!!! — Дима дернул меня за запястье, так, что, не удержав равновесие я практически упала ему в объятия.

А потом…

Не успела опомниться, как он накрыл мои губы своими, и в голове все закрутилось. Дима держал мое лицо в ладонях, продолжая мастерски водить губами по моим губам. Уверенно. Бережно. Нежно. Мой первый взрослый поцелуй уносил в небеса и пах пирожком с вишневой начинкой.

Чтобы не упасть от переполняющих эмоций, вцепилась пальцами в его куртку, интуитивно прижимаясь к своему воину еще ближе.

— Ты моя, Роза… Слышишь?! — оторвался только для того, чтобы набрать побольше воздуха, а затем снова прижался к моему рту.

И я ответила. Ласково и робко, но я ответила на его сладкий настойчивый поцелуй, такой горячий, что казалось, снег вот-вот начнет таить и вокруг зацветут сады.

— А ты мой… — пробормотала прямо в его рот, интуитивно чувствуя, как он улыбается, — Ты мой, Митя… — добавила дрогнувшим голосом, мечтая, чтобы он никогда больше не выпускал меня из своих объятий в свете уличного фонаря.

— Твой. Конечно, твой, моя девочка… — целовал снова и снова, не давая мне шанса опомниться или отдышаться…

Мы прощались около моего подъезда уже два часа, а казалось, минут пятнадцать.

— Мить, мне пора! Мне, правда, пора…

— Эй, поцелуй еще раз! Не жалей на меня поцелуев!

— Ну, Воинов…

Он наклонился и нежно прильнул к моим губам, побуждая ответить. Голова кружилась от волнения, колени тряслись. Его теплые мягкие губы с ума сводили, и я еле стояла на ногах.

— До завтра, цветочек. — прошептал мне в губы, придвинув еще ближе к себе.

— До завтра. И, Мить, пожалуйста, не прогуливай… — пробормотала, глядя в его расширенные зрачки.

— Ты шутишь?! Да я теперь буду нестись в школу, как на крыльях! — неожиданно распечатал на моих щеках еще парочку сахарных поцелуев, — И запомни, теперь ты моя девушка! Поняла?!

— Поняла… — чмокнула его в нос.

Сердце неслось галопом, кровь шумела в висках, а в животе выплясывали хороводы полчища бабочек.

— Пока…

— Пока!

— ТЫ ТЕПЕРЬ МОЯ ДЕВУШКА, РОЗА! — заорал, стоило мне приоткрыть железную дверь.

— Безумец! — прыснула от смеха.

— М-О-Я!!! — продолжил кричать, как ни в чем небывало, стягивая шапку, и размахивая ей, как флагом.

— ВОИНОВ, ШАПКУ ТО НАДЕНЬ! — ощутила болезненный трепет в груди: он только недавно перестал кашлять, и снова так пренебрежительно относился к своему здоровью.

— До завтра, цветочек! — произнес уже гораздо тише, все-также не сводя с меня алчно горящих глаз.

— Счастливо… — прижала кончики пальцев к губам, отправляя ему самый невесомый ласковый и заключительный на сегодня поцелуй, после чего, наконец, скрылась в подъезде.

Открыв дверь, я скинула с себя одежду и понеслась в комнату, стремительно включая свет и раскрывая занавески. Он ждал! Ждал, когда я поднимусь, все-также продолжая стоять в свете уличного фонаря. От улыбки в уголках губ начало покалывать. Я энергично махала рукой, не в состоянии оторваться от силуэта высокого парня в черной куртке-косухе.

Мой.

— Систер, ты дома?!

Вздрогнула, нехотя прикрывая занавеску.

— Дома, ага… — развернулась на озабоченный голос Лешки, доносящийся из коридора.

— У нас есть антигистаминное?! Что-то весь чешусь, как пришел! — брат угрюмо развел руками, останавливаясь на пороге моей спальни.

— Должно быть в аптечке. Сейчас посмотрю… — я сделала пару шагов, но тут же замерла, пораженная неожиданной догадкой.

Увы, его аллергия на собачью шерсть никуда не делась! С грустью вспомнила о несчастном четвероногом друге, которого пришлось оставить в приюте. Решила завтра же его проведать и накормить.

— Вот, держи! — протянула брату лекарство, отыскавшееся в ящике с медикаментами, возвращаясь в свою комнату.

Приняв душ, я натянула чистую пижаму, и легла в кровать, когда тишину квартиры разорвал настойчивый звонок в дверь.

— Наверное, мама вернулась. — подумала с облегчением, присаживаясь и натягивая забавные тапки-мышата. Но не успела я выйти в коридор, как брат вновь без стука распахнул дверь.

— Роз, тебе просили передать… — протянул длинный тонкий сверток, закрученный в плотную бумагу, не сводя с меня цепких глаз.

— Спасибо… — сердце сделало кульбит, прижимаясь к ребрам.

— Это тот парень, с которым вы играли в спектакле, да? Воинов?! Ты все-таки решила с ним связаться? — пробурчал недовольно.

— Я теперь его девушка! — расправила плечи, выдав с звенящими нотками гордости.

— Жаль… — брат язвительно скривился.

— Иди уроки делай! Или завтра с утра будешь дрыхнуть?!

— Не твоя дело, мамочка! — поморщившись, Лёшка вышел за дверь, а я, крепче прижимая цветок к груди, машинально одернула занавески.

Боже. Он снова стоял напротив моего окна.

Сердце защемило, наполняясь новым, сшибающим с ног, волшебным чувством. В эту секунду я поняла, что безоглядно его люблю. Люблю так, что дышать трудно. Не отрывая взгляда от Мити, быстро разорвала бумагу, сжимая в ладони прохладные упругие лепестки.

Роза.

Еще краше, чем та, предыдущая.

Но теперь этот цветок имел какой-то космический смысл.

Через несколько дней зима закончится.

Самая долгая, странная и непостижимая зима.

Зима, перевернувшая все с ног на голову, сделавшая меня самой влюбленной и счастливой девушкой на Земле.

Я приблизила лицо к стеклу, написав кончиком пальца аккуратное маленькое сердечко. Митя, каким-то чудом углядев мой жест, вывел такое-же в морозном воздухе, и, сложив руки рупором, прокричал.

— ТЫ ТЕПЕРЬ МОЯ ДЕВУШКА, РОЗА!

Дух захватило от волнения и эйфории — на этот раз он был без перчаток. Решила завтра же провести воспитательную беседу о том, как важно тепло одеваться зимой. Не хватало еще, чтобы снова заболел!

Подъездную дорожку осветил свет автомобильных фар. Около нашего подъезда остановился внедорожник Артака Ашотовича. Спустя мгновение Арабаджан-старший вышел из машины, и, обогнув ее спереди, открыл пассажирскую дверцу, помогая маме выбраться на заснеженную улицу.